Лена в последний час поездки как-то вся одеревенела и лежала, прижав кулаки к животу, очень бледная. Марина держала ее голову на коленях. Когда нам нужно было выходить, мы попытались ее поднять, но она просипела сквозь сжатые зубы:
– Живот…
– Спазмы, это бывает. Это от нервов, – быстро сказала Марина.
– Что такое? Отравилась? – испугался я.
– Менструация у нее, – громко объяснил Сашка.
Мы с Мариной разом дернулись и уставились на него, словно он выпустил изо рта клуб пламени. А Сашка даже бровью не повел, словно ничего такого и не было сказано.
Вокзал в Грибке был забит досками. Над ним возвышались два забытых козловых крана. Кучи досок под ними почернели и местами были тронуты гнилью. В этом месте к насыпи вплотную подступал лес. Под командованием Марины мы вынесли Лену на перрон и положили ее на доски. Сашка быстро сходил куда-то и принес воды в крышке от термоса. Марина покопалась в аптечке, достала две таблетки, раскрошила их дном термоса прямо в облатках, потом полученный порошок высыпала в воду и заставила Лену выпить.
– Полегчает минут через пятнадцать, – сказала она. – Давайте побыстрее добираться до деревни, ей нужно отлежаться на нормальной кровати.
На нашу удачу, «автобус» прибыл через каких-то двадцать минут. Еще три часа – и мы были в Тургаево. В селе, прямо на остановке «автобуса», нас встретила учительница Татьяна – она была знакома с Сашкой еще с прошлого его приезда, это ее муж оказался свояком начальника станции Кокошино Анатольича. Это была молодая еще женщина, с красивым, умным, но каким-то болезненно-бледным и исхудавшим лицом, с темными волосами, закрученными в типичную учительскую «фигушку» на затылке. Думаю, она выглядела старше, чем была на самом деле. Она куталась в старую огромную мужскую куртку, из-под которой косо торчал подол серого платья и худые ноги в очень старых, настолько немодных, что они даже мне казались смешными, старушечьих сапогах. Я видел в ней не столько женщину, сколько пример того, чем мне не хочется стать: провинциальным учителем, обреченным на прозябание в нищете и безвестности. Ее можно было использовать в качестве моего карьерного пугала, я смотрел на Татьяну и говорил про себя: «Вот видишь, ради чего ты сейчас страдаешь, парень: чтобы не стать таким, как она. Она ведь тоже, наверняка, когда-то была веселой молодой девушкой, училась в пединституте или, может, даже в университете, жила в городе, мечтала о будущей счастливой жизни. Одних мечтаний недостаточно, парень, ты это видишь…»
Быстро оглядев нас, Татьяна задержала взгляд на Лене и, не задавая лишних вопросов, подхватила с земли ее рюкзак и повела нас к школе, где