Мне, господа, в тот момент не так жалко было свою похищенную идею, как то, как ее исковеркали и изуродовали. Ведь в моей композиции одинокий цветочек подчеркивал мужественность и отчаянную решимость – это был единственный лучик солнца, пробившийся из-за туч, и в этом было такое отчаяние, такое стремление к счастью, на какие только способна десятилетняя душа. А тут эти лучи пробивались целым стадом. Я чуть не заплакал тогда. Но поскольку, повторяю, представление об интеллектуальной собственности я в те годы еще не имел, никакого ходу этому делу я не дал, только написал в книге отзывов: «Букет «Из-за туч» придуман не им, а другим человеком, мной, и я пожалуюсь на вас милиции». Я до сих пор это помню. Но теперь я такого, конечно, не прощаю и одними угрозами пожаловаться милиции не обхожусь…
Я слушал Сашкину трепотню и с удовольствием ощущал, как мое онемевшее тело начинает потихоньку отходить. Почему так получается, что даже если всю дорогу сидишь, то все равно ужасно устаешь?… Татьяна выдала нам четыре раскладушки – три из них были имуществом школы, а четвертая – имуществом самой Татьяны. Мы поставили две раскладушки по одну сторону стола, две по другую. Лена тут же легла и отвернулась к стене. Марина сняла с нее ботинки.
– Отдыхайте, – сказала Татьяна. – Вон там, в шкафу есть чайник, можете пользоваться. Еда у вас есть? Магазин тут рядом, могу показать.
– Спасибо вам огромное! – за всех ответила Маринка.
– Ну, я пошла тогда, – Татьяна устало качнулась, – мне еще надо тетради проверять. Я живу недалеко: Речная 6. Если что понадобится – приходите, не стесняйтесь.
Татьяна вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Сашка подошел к Лениной раскладушке и тихо позвал:
– Лен! Лена, ты как?
Она не ответила.
– Пусть отдохнет, – шепотом сказала Марина. – Не приставай.
Сашка пожал плечами и отошел. Я выдвинул из-под стола другой стул и положил на него ноги.
– Я бы сейчас тоже: упал бы и лежал, – сказал