Любовь сильное чувство, но оно не абсолютно, оно ничего не решает и часто слишком быстро заканчивается; и если уж на то пошло – вторых половинок ни у кого нет – мы просто случайно знакомимся с разными людьми и влюбляемся по внутренней своей потребности в более-менее нам симпатичных и подходящих. Не будь Даши, на её месте был бы кто-нибудь другой. Все это не уменьшает силы воздействия этого чувства на человека. Любовь способна побудить, подтолкнуть к подвигу, затуманить разум, сделать счастливым или несчастным – это просто сильное чувство, а ни какая не идея. Из любви невозможно получить никаких философских выводов.
Вера по природе своей – то же, что и любовь.
Я много еще чего хотел сказать Агате, уверенный, что она всё поймет, а если чего-то и не поймет, то спросит. Я хотел сказать о своем самолюбии, о самооценке, о том, что порою мучаюсь мыслями о собственной неполноценности, что мешает мне нормально общаться с людьми; что даже сейчас я тем больше робею перед ней, чем больше она мне нравится. Хотел сказать о деньгах: что когда я один, они мне совсем не нужны, но как только появляется общение с людьми, то мне становится понятно, что я беден, как церковная крыса.
Я много чего мог наговорить в эту ночь Агате, стоя у подъезда, но надо было уже говорить. Агата ждала, она надеялась, что мне удастся подобрать верные слова.
– Это всё красиво, – начал я, – но… ненавидеть или не ненавидеть для меня не имеет решающего значения, по крайней мере, до тех пор, пока я не решил, куда мне идти. Если я способен различить внутри себя что лучше, а что хуже, то естественным образом я увижу, что мне мешает, от чего нужно избавиться. Вот тут-то здоровая агрессия и поможет. Но с другой стороны необходимость в ней не будет так уж и велика – двигаясь к лучшему по внутренней своей лестнице, я буду заботиться только о следующей ступени, верхней, иногда оглядываясь назад. Главное – это различать, куда двигаться. Я могу полагаться только на интуицию. Я бы хотел найти эту гипотетическую лестницу внутри себя и примерно представить, куда она ведет. И главное не смотреть на общую социальную лестницу. Эта вавилонская лестница замусорена и уродлива, ясно, куда она ведёт, и мне совсем туда не хочется. У меня, наверно, свой путь. Я просто ещё не знаю, куда мне идти.
И я замолчал.
Агата слушала меня, слегка приоткрыв рот и широко распахнув глаза. Её лицо выражало примерно следующее: «Что это за чудо передо мной стоит?» Она набрала в легкие воздуха, собираясь что-то ответить, но вдруг, вся преобразившись, изобразила из себя нечто странное и непонятным образом взволновавшее меня. Она привстала на цыпочках, подняла вверх и развела чуть в стороны руки, согнула вниз кисти, расставила ноги, вытянула стан, неестественно наклонила голову, скосив в бок нижнюю челюсть, выпучила глаза и закачалась из стороны в сторону всем корпусом, переступая на негнущихся ногах. Это был какой-то странный