Надо защищать себя, свое «я». В Гималаях, куда я духовно путешествовала, монахи, провожая меня к Священной роще 108-ми искушений Майя, хитро улыбались, глядя на меня, думая, что я, как и все прежние соискатели, неминуемо застряну в лесу. И у них были основания так полагать. Буддизм – самая пацифистская из религий. Соответственно, большинство желающих перейти священный лес, внутренне ориентированы на добро, то есть не принимают агрессии в любой форме. Они – начинающие или уже опытные буддисты, и все они за последние десять лет никто не прошел, застряли в лесу. А почему? Монахи, те, кто в свое время прошел, знают почему. А я интуитивно открыла. Всем застрявшим не хватило агрессии, чтобы сопротивляться лианам, траве и веткам Священного леса 108-ми искушений Майа, опутывающим ноги и не дающим идти вперед. Во многих агрессии вообще не было. А я вступила в лес, вдохнула сырости и почувствовала, что что-то тут не чисто, вернулась, взяла мачете и снова вошла в чащу. Во мне было много злобы, много агрессии против этого леса, против всех чужих мыслей, мешающих мне идти вперед. Я рубила ветки, лианы, злость придавала мне силы. Движущаяся зелень не успевала опутывать меня, и я прошла через лес. Я совсем не походила на пацифистскую девушку. Пройдя через лес, я очистилась. Провожатые монахи зааплодировали. Они не ожидали, что я пройду. Это был триумф, свет, прозрение, я больше не ненавидела, поскольку некого и незачем. Я поняла, что ненавидеть без дела не надо, всегда нужно ненавидеть по делу. Нужно возненавидеть свою слабость, лень, свои дурные привычки и вымести их, как сор из избы. Путь к Возчему Малой Алмазной Колесницы был открыт.
Между тем мы прошли вдоль торцовой стены новой из красного кирпича 15-тиэтажки. Этот дом состоял из двух крыльев, стоящих под прямым углом друг к другу. Внутренней частью угла он охватывал чистенький хорошо освещенный дворик с детской площадкой. У подъездов дремали автомобили. Мы остановились возле одного из подъездов с широким крыльцом у железной голубой двери с домофоном. Агата продолжала увлеченно говорить.
– Мне надо было только подняться по тропинке на вершину горы к хижине. Но я не пошла. А знаешь почему? Потому что не вернулась бы. Я бы стала бодхисатвой, вынуждена была бы стать учителем в монастыре… то есть мирская жизнь потеряла бы для меня всякий интерес. А к тому времени я еще институт не закончила. А Возчий Большой Алмазной Колесницы – это более высокий уровень. К нему вообще мало кто попадает. Но я бы попала.
– Ты что буддистка? – спросил я, глядя в её возбужденные, ярко светящиеся зеленым светом глаза.
– Нет. Мне просто интересно было. И данные духовные движения легче всего обозначить буддийскими терминами. Надо же как-то обозвать то, что чувствуешь. Можно было бы и по-русски как-нибудь всё рассказать с примерами пустынников, схимников, скитников, столпников, святых старцев и… скопцов.
– Скопцов?
– Скопцов, – Агата, прямо и не прерываясь, смотрела в мои глаза. А я, чего-то смущаясь, отводил их.
– Скопцы, по-моему, лишнее.
– Ну лишнее, так лишнее, –
