Педагоги академии дружно делали вид, что не замечают давления на новенькую. В конце концов, ничего дурного дети не делали, а противоречить тем, кто вскоре будет вершить судьбы мира, себе дороже.
А ещё был куратор. Тот самый, что должен помогать ей на первых порах.
Калан Куньевич. Ах, нет, простите, по местной традиции – просто Калан.
Молодой преподаватель, который, как казалось Лисе, вообще не умел улыбаться. Она иногда думала, что если он попытается раздвинуть губы в хотя бы лёгкой ухмылке – они порвутся от непривычного жеста. А ещё ей казалось, что он видит её насквозь.
Когда её привезли в академию и представили куратору, Калан лишь окинул её беглым взглядом своих пронзительных глаз.
– Лисица Белова? Хм, ясно, – кивнул он. – Калан. Ваша комната на втором этаже, занятия начнутся через час, будьте готовы.
И через час она уже окунулась в серое болото наследников Лучшей Жизни.
За неполный месяц обучения она почти забыла, что в мире бывают какие-то цвета кроме белого, чёрного, тёмно-зелёного и серого.
Белыми были книжные листы. Чёрными – буквы на них. Сотни, сотни книг – учебников, художественной литературы, справочников – которые ей приходилось зубрить, чтобы соответствовать уровню класса. Чтобы стереть ухмылки с самодовольных лиц юных гениев. Тёмно-зелёными были стены академии и фирменная форма заведения. Серым – небо осеннего Лиственя и мысли в голове Лисы.
Утро было забито уроками. День – дополнительными занятиями с куратором, монотонно вбивавшим ей прописные истины академических знаний. А вечера – подготовкой к занятиям. И только ночью, когда в жилом корпусе гасили свет, накатывала тоска. В комнате, предназначенной для двоих, казалось бесконечно холодно и пусто…
– Фенька! Фенечка, ну где же ты? – звала она, впиваясь ногтями в подушку. Но брат не отзывался. Уже почти месяц.
Он не мог обмануть. Не мог предать. Но почему он не приходил?
Лиса страшно переживала, и если бы не колоссальная нагрузка, она бы давно сошла с ума. Однажды ей приснилось, что брат её плачет на берегу моря и зовёт её, зовёт… Проснувшись в холодном поту, ещё не совсем осознавая, где явь, а где сон, она прямо в ночной рубашке кинулась из опостылевшей комнаты на улицу, намереваясь вот так, пешком, броситься сквозь промозглую серую столицу за тысячи километров, туда, где плещется тёплое море…
Калан вышел из здания академии уже в сумерках. Машина его оказалась зажата между роскошными внедорожниками родителей учеников, ожидавших любимых чад. Грустно окинув взглядом стоянку, он решил, что проще пройтись пешком, чем пытаться усовестить хозяев жизни. Благо, что дождь кончился, и вечер обещал быть даже тёплым, насколько это