Услышав своё имя рядом с гордым званием «ученица Президентской академии», Лиса подскочила. Надежда угасала в ней с каждой секундой.
Кто-то помог ей выбраться с трибуны. Кто-то подвёл её к красной дорожке, на которой уже стоял Сервал Оцелотович. Кто-то прошептал заботливо на ушко «подойдёте к памятнику, вместе возьметесь за белую ткань, дёрнете, она упадёт, повернётесь – и попозируйте для фотографов».
Расстроенная, бледная, она подошла к президенту.
– Ты готова, Лиса? – тихо спросил он.
Она кивнула, вставая рядом.
– Я… – прошептала она, почти не шевеля губами. – Я не хочу ехать в академию.
Сервал Оцелотович нахмурился.
– Иди вперёд, – так же бесшумно прошептал он ей.
Они прошли по ковровой дорожке к накрытому белой тканью монументу.
Президент привычно взялся рукой за полотно. Лиса неуверенно повторила его жест.
– Я сказал об этом на весь Веер. Я не беру слова обратно. Так что с этого мига ты – ученица академии. Лучше скажи «спасибо», – он резко дёрнул ткань.
Белое полотно с шумом упало на пол, открывая искусно созданный памятник: прекрасный лайнер, уходящий в пучину из тысяч имён погибших. Засверкали вспышки фотоаппаратов, запечатлевавших исторический момент.
Сервал Оцелотович повернулся к фотографам, давая им возможность сделать удачный кадр. А Лиса так и стояла, не моргая глядя на монумент. Вместе с белым полотном окончательно рухнула её надежда на то, что всё будет как раньше….
Мероприятия, приуроченные к скорбной дате, тянулись допоздна. Лиса, вынужденная почётная гостья всех церемоний, была расстроена и едва не плакала, не отвечая никому ни на какие вопросы. Однако журналисты даже не удивились такому её поведению: новый образ, созданный Совой и Неясытью, превратил её из нелюдимого сорванца в нежную и ранимую девушку, которой как раз впору печалиться в столь скорбную дату. Так что фотографии лирично-грустной Лисы украсили передовицы половины тарийских газет.
Вечером, с трудом сбежав с последнего закрытого мероприятия, Лиса стрелой понеслась к морю.
Набережная в этой части города была каменистой, и Лиса в непривычных на ноге туфельках на низком каблучке то и дело поскальзывалась на заросших тиной валунах.
В очередной раз оступившись, она полетела вниз.
– Ну и ну! – Фенек подхватил её в последнюю секунду. – Осторожнее, так и разбиться недолго. Ты что, перебрала на фуршете? – смеясь, спросил он.
Лиса, всхлипнув, уткнулась носом в плечо брата и заревела.
Фенек растерянно заморгал, с изумлением глядя на сестру.
– Эй Лисичка-сестричка, ты чего? – удивлённо спросил он, успокаивающе гладя её по волосам. – Всё уже кончилось, всё прошло…
– Ничего не прошло, – сквозь слезы прошептала Лиса. – Он велел мне уехать в столицу. Он зачислил меня в Президентскую