Трис решила не говорить, что они провели эту ночь вместе, чтобы Нэнси не стала больше расспрашивать её на эту тему, и поэтому ответила:
– Ничего нового.
– Ясно. Ну, ты как чего узнаешь, звони!
– Хорошо. Часа в два буду у тебя, Нэн. Пока.
– Пока.
Трис положила трубку и окинула взором гостиную. Из окон лились потоки солнечных лучей, в свете которых пёстрые подушки на диване играли особенно яркими красками. Нежно-салатовые стены, казалось, отливали желтизной. Эту комнату Беатрис любила больше всего. Каждый предмет, находившийся здесь, был для неё дорог. Например, мамина ваза, папина табакерка, её фарфоровые куклы.
Тут Трис услышала, как Джерри идёт вниз по лестнице. Она пошла сняла со сковороды яичницу, поставила тарелки и чашки на стол.
– Всё готово, – улыбнулась Беатрис, как только Джерри появился в кухне.
Он сел за стол.
– Пахнет вкусно.
– Ещё бы! – Трис отодвинула стул и села.
Стоял прекрасный денёк. Через приоткрытую створку окна в кухню проникал запах лета – аромат цветов, листвы и утренней свежести. С ветки на ветку небольшими стайками перелетали птицы, торопливо чего-то насвистывая. Сквозь росшие на небольшом друг от друга расстоянии деревья было видно, как по мощёной дороге внизу, редко испытывающей на себе тяжесть автомобиля, то и дело проходил кто-нибудь из местных жителей. Каждый из них направлялся по своим делам – на работу, на почту, в магазинчик на Главной Аллее, а кто-то шёл на станцию, чтобы съездить в ближайший супермаркет. Все они, озабоченно склонив головы, как обычно, куда-то спешили. Но у этих людей никогда не было настоящих забот или проблем.
Джерри смотрел на задумчивое лицо Беатрис, осознавая, что не один он изменился за последние месяцы. От прежней весёлой, легкомысленной девчонки, которой она была ещё зимой, ничего – ну, или почти ничего – не осталось.
Тут Трис, возможно, заметила, что Джерри внимательно на неё смотрит, опустила глаза на тарелку с горячей яичницей и стала ковырять вилкой желток.
Они позавтракали в полной тишине, которую в конце концов прервала Беатрис.
– Если ты закончил, передай мне, пожалуйста, тарелку и чашку – я помою посуду, – сказала она.
Джерри поднялся из-за стола и поставил грязную посуду:
– Ты можешь собираться. Я сам всё помою.
Трис улыбнулась.
– Что ж, хорошо, – она с важным видом поправила волосы. – Только не разбей ничего, ладно? Этой посуде уже больше двадцати лет!
– Удивительно, как она прожила у тебя столько, – засмеялся Джерри.
– Я ко всему очень бережно отношусь.
– Кто бы говорил. Скол на каждой тарелке.
Беатрис не стала больше ничего говорить и пошла на второй этаж, чтобы принять душ. В пыльные мансардные окна заливался солнечный свет. По крыше стучали птицы.
Кладбище находилось примерно в восьмистах метрах от дома Трис, но прямой дороги туда не было –