Немало мог бы перечесть,
Но все ж он был известней всех.
В устах гремел его успех.
Повсюду лишь Салах ад-Дин
Сравниться мог бы с ним один.
Ему подвластен весь Магриб,
Испании лучистый лик
Уже склонился до земли,
И вот войска сказать могли:
И франков победил кумир,
Пред нами вновь в пыли весь мир!
Но страшен был такой исход.
Иль плен иль гибель в свой черед.
И кто сейчас готов был счесть,
Как много раз о бунте весть
Ему посланец приносил.
И сколько близкой крови лил,
Казня и воинов и знать,
Чтоб государство удержать?
Как ветер был он одинок.
И знает лишь один Восток,
Как ветр там может быть свиреп.
Когда Самум людских судеб
Свергает цепь в кромешный мрак,
Когда песок струится так,
Как будто все обращено:
Земля вверху, а небо – дно,
И вся земля – один песок.
Вот как безжалостно глубок
И страшен был тот океан,
Что сердцем королей прозван.
И вот сейчас Якуб глядел
На перстня золотой придел
И мыслью тайной вспоминал,
Где он печать его видал.
И где точеная рука,
Под шалью газовой легка,
Носила это же кольцо.
Он помнил дивное лицо,
И несколько прошедших лет
Не стерли глаз прелестный свет
Ничуть из памяти его.
И вот теперь лежит кольцо
Напоминанием своим
С письмом коротким перед ним.
Что делать? Мыслью удручен,
В шатре в раздумье ходит он
И ничего не замечает.
Закат над Тахо угасает,
Уж лагерь в вечер погружен;
Боев уже не слышен звон,
Вернувшись, воины отдыхают.
Костры повсюду зажжены;
Сиянье бледное луны
Над тьмою гор обозначилось;
Звезда в мерцанье том светилась,
Одна взойдя на небосклон.
Но вот Халиф выходит вон,
Катиба требует. Катиб,
На свет костра из тьмы ступив,
В шатер заходит. Вот он сел,
Прибор, как долг его велел,
Тотчас послушно приготовил;
Халиф зашел, полог закрыл
И молвил: «Калатравы воин
Сюда, я помню, приходил».
«О да, ты прав, мой повелитель!»
«Тогда пиши же к ним». – «В обитель?»
«В Толедо. Ведь с недавних пор,
Там обретается приор?»
«Халиф, но город осажден!»
«Уж не собрался ль ты перечить? —
Пишу. – Скажи, хочу я встречи.
И коль не сможет выйти он,
Я сам приду к нему в Толедо».
«Придешь с войсками, господин?»
«Да нет же, нет. Лишь для беседы,
Пиши, что я приду один».
Катиб глаза поднял, но воин
Пред ним с таким лицом стоял,
Что, страх свой побороть не волен,
Катиб ни слова не сказал.
Письмо