Но что, красавица, за дело?
Царица взгляд к нему воздела,
От страха, слабости бледна,
Готова пасть пред ним она,
Но руку, что меча надежней,
Он предложил ей осторожно,
К подушкам затканным подвел,
Заставил сесть, придвинул стол,
Налил вина, чей стаж почтенный
У всех здесь зависть вызывал —
Хоть толк в вине тут каждый знал —
И вот румянец постепенно
В лице прекрасном заиграл —
Он с наслажденьем увидал.
Затем с досадой так сказал:
– Как ты пришла неосторожно!
А вдруг тебя бы кто узнал?
Аллах во тьме оберегал
Сюда твой выход неотложный.
Теперь скажи, зачем ты здесь?
«Ты знаешь». – Нет. – «Спасаю честь
И жизнь». – Кого же? – «Короля.
Она меня сюда лишь привела.
Другой причины я не знаю».
– А город? А его народ?
«Его? И мой. Я уповаю:
Спасу его – он в свой черед
Спасет несчастное Толедо».
– Вот бесполезная беседа!
Я знаю: страшны те слова,
Но все ж скажу: его глава
Здесь скоро возлежит на блюде.
Пусть золотым оно хоть будет,
Хоть медным – мне то все равно.
Скажу, царица, я одно:
Нам в жизни больше не пресечься,
Я шанс ему не упущу
И с ним Кастилию сражу.
Им стоит всем поостеречься!
Твой муж напрасно с Барбароссой
Союз против меня сплочал
И Императора здесь ждал.
Иль Альмохадов он не знал?
Архиепископ ваш безбожный
Все наши земли посжигал!
Теперь предел договоров
Я сам своей рукой назначу,
Аллаха накажу врагов…
Элеонора, свет мой, плачешь?!
«Нет, я не плачу. Нет еще…»
Но слезы по щекам ее
Уже алмазами катятся
И не хотят остановляться.
«Как ненавидишь ты его!»
– Да, что ж поделать. Но, послушай:
Когда весне весь мир послушен,
Когда она и к нам пришла,
Мой брат восстал против меня.
Наместник полный всей Испаньи,
Тогда он золотых гор данью
Делиться вдруг не захотел.
Он переправиться сумел,
Желал сместить меня с престола,
Занять с войсками Марракеш,
Тогда войска – с конем и пеш,
Все близ Атласских гор схватились.
Мы, королева, лучше бились
В палящем зное солнца злого,
И я уменьем победил.
Ему жестоко отплатил,
Но день победный помню смутно.
Как вижу я прием прилюдный
И мой весь мраморный покой,
Где видно из окна немой
Зеленый мрак садов Менара.
Я помню ощупь покрывала
И жар внутри – я болен был.
Я умирал, почти не жил.
И в этот час король почтенный,
Бургундец этот дерзновенный,
Шакал, послов мне посылал.
И ты бы знала, Леонора,
С