– Работа есть. Недавно снова приезжал из Амстердама агент господина ван
Эйленбюрха, торговца картинами, помнишь я тебе о нём рассказывал?
Хармен кивнул.
– Он, по поручению ван Эйленбюрха, заказал мне и Яну по паре небольших картин с зимними сценками, они всегда неплохо продаются.
– Если господин ван Эйленбюрх постоянно покупает твои работы, значит они ему интересны, значит приносят прибыль. Не мог бы он помочь тебе первое время закрепиться в Амстердаме? Люди вокруг говорят, что в Амстердаме художнику лучше живётся: заказов больше, платят солиднее. Я вижу, сын, что тебе хочется уехать из Лейдена.
Краска бросилась в лицо Рембрандту.
– Как ты можешь видеть, отец? – тихо произнес Рембрандт, – Я никуда не уеду.
– Вижу, – мягко, но уверенно ответил Хармен, – иные вещи я сейчас вижу гораздо яснее, чем в то время, когда зорко видел глазами. Я плохо вижу столы и стулья, но хорошо вижу, что ты удивлён и смущён.
Рембрандт молчал, с удивлением глядя на старика-отца. Хармен повернулся в сторону Рембрандта.
– В этой слепой неясной сумеречности, где едва различаются очертания вещей, я узрел какой-то особый свет.
– Какой свет, отец? – с любопытством спросил Рембрандт.
– Не знаю, смогу ли объяснить. Будто на меня излились тёплые лучи. Я теперь по другому вижу – своими чувствами и ощущениями. Я чувствую, я предвижу, что тебя ждёт большое будущее, но тебе нужно выбраться из Лейдена. И ты сам страстно желаешь этого, несмотря на все попытки подавить себя. Уезжай, следуй своей судьбе. Тебе все равно не удержаться в Лейдене.
– Ах, отец, – Рембрандт не нашёлся, что сказать в ответ и только закрыл лицо ладонями, – простишь ли ты меня, простит ли мама?
– Прощу. Матери будет нелегко, ты её любимчик, но она поймёт, она хочет для тебя лучшей доли, – еле слышно прошелестел Хармен. Ему уже было трудно вести этот ставший очень эмоциональным разговор.
Рембрандт всхлипнул, бросился к сидящему на стуле отцу, обнял его колени, уткнулся в них лицом, словно маленький мальчик, и отчаянно заплакал.
8
Хармен ван Рейн отошел в мир иной тихо и смиренно, во сне. Ясным апрельским утром его похоронили у церкви святого Петра – старейшей церкви Лейдена. Нелтье не плакала, словно окаменела, на глаза не навернулось ни одной слезинки. После похоронной церемонии она пришла домой, села в комнате и просидела до самого вечера не плача и ни с кем не разговаривая. Только через несколько дней из их с Харменом спальни, теперь только её спальни, послышались рыдания.
В неприбранной мастерской царило гнетущее молчание. Ни шутливых разговоров, ни заразительного смеха Яна, ни капризных замечаний Геррита, не произнёсшего ни одного слова о беспорядке. Дубовые доски для картин валялись