Что до торговца, то он полагался на одно обстоятельство – чутьё. Хендрик ван Эйленбюрх занимался торговлей картинами и эстампами уже несколько лет и этим занятием обеспечивал своей семье неплохой доход и достойное проживание, но большим богатством похвастаться не мог. Он начал собственное дело с нуля, сделав несколько займов и ему всё ещё иногда приходилось занимать. Его уже хорошо знали в амстердамских кругах торговцев произведениями искусства и живописи, художников и их агентов, но его художественная лавка и галерея были не из самых больших в Амстердаме. За несколько лет ведения дела Хендрик ван Эйленбюрх, общительный и любезный по натуре, отлично разбирающийся в живописи, – сам когда-то ей учился – набил руку в торговле предметами искусства. Он внимательно следил за изменениями вкусов и моды. Сейчас он видел перед собой приличные картины, в основном в духе модного Ластмана или ещё более популярных утрехтцев, их вполне можно продавать. Для портретов, изображений святых и апостолов также можно найти покупателей- коллекционеров, хотя и не так быстро как для «утрехтских» картин. Эстампы со сценками из низкой, грубой жизни тоже кстати – такие сценки пользовались в данный момент большим спросом и быстро раскупались. Хендрик ван Эйленбюрх вверялся чутью; перекрывая сомнения и нерешительность, внутренний голос внушал ему, что этих двух молодых художников ждет большой успех.
Ян вернулся из Гааги и с упоением рассказывал о жизни при дворе штатгальтера Фредерика Хендрика Оранского, где ему посчастливилось побывать не один вечер. Все дневные часы он проводил за работой в доме господина Константина Хейгенса. Господину секретарю определённо понравился его портрет. Восхваляя уже который раз способности Ливенса – портретиста, он отметил, что Яну удалось точно схватить несколько напряженное, беспокойное выражение лица господина Хейгенса. Напряжение объяснялось семейными обстоятельствами. Молодая чета – Константин Хейгенс и его супруга – ожидала своего первенца. Милую жену господина Хейгенса Яну Ливенсу пришлось увидеть только два-три раза: всё это время она неважно себя чувствовала. Константин Хейгенс, обожавший жену и с нетерпением ожидавший появления ребёнка, испугался. Выражение беспокойства не сходило с его лица, хотя доктор, приходивший едва ли не каждый день, говорил, что такое бывает и, по всей видимости, беременность протекает вполне благополучно.
Вскоре Рембрандт и Ян получили письмо от господина Хейгенса, он извещал художников о приятном событии: штатгальтерФредерик Хендрик преподнёс их картины, из тех, что секретарь купил во время своего визита, английскому посланнику сэру Роберту