– Надеюсь, что будешь, – всхлипнула Нелтье в объятиях сына.
– Тебе надо отдохнуть, мама, ты устала.
– Не смогу теперь заснуть.
Новость оказалась неожиданной и для Адриана, хотя желание младшего брата уехать из Лейдена не являлось для него тайной. За всё время разговора с Нелтье Адриан не проронил ни слова – ни одобрения, ни осуждения. Но по сумрачному, суровому выражению лица не трудно было догадаться об отношении брата к сообщению. Рембрандт вышел из дома на воздух, подставил горящее лицо летнему вечерне-прохладному ветерку. Адриан последовал за ним:
– Ты мог бы повременить с отъездом, Рембрандт, ты разбиваешь матери сердце.
Мы ещё не можем опомниться от смерти отца и Геррита.
– Мне не по себе, что приходится уезжать в это горькое время, но я только что объяснил почему я не могу долго ждать.
Адриан не понимал Рембрандта, злился на него и не собирался это скрывать. Он ради семьи закрыл своё вполне успешное башмачное дело, переселился в отчий дом и снова взялся за семейное ремесло мельника. А Рембрандт не желал даже повременить с отьездом. Решение брата Адриан считал крайне эгоистичным.
– А как же ученики? У тебя обязательства перед ними, ты должен их доучить. Ты ни о ком и ни о чём не подумал кроме себя, – выложил он последний козырь.
– Герриту и Исааку я все объявлю завтра. Они учились достаточное время и уже вполне подготовлены для самостоятельной работы.
Рембрандт не сказал Адриану о том, что он подумал, это сделало бы обстановку более накалённой. А подумал он о том, что ученики прекрасно поймут его, если даже известие их не обрадует, поймут какое важное значение имеет переезд в Амстердам для художника Рембрандта ван Рейна. Это следующий шаг, семимильный шаг, после признания Константином Хейгенсом и заказа штатгальтера. Адриан покачал головой и молча ушёл в дом.
На следующее утро сообщение о предстоящем отъезде в Амстердам не вызвало у учеников бурной радости, но они поздравили учителя, пожелали удачи и побольше заказов на новом месте. Геррит и Исаак видели в этом отъезде в более процветающее место, чем их Лейден, вполне логическое продолжение возвышения их мастера, начавшееся в тот памятный день когда он и Ян Ливенс были восхвалены господином Константином Хейгенсом. Обучение Геррита Доу подходило к завершению и он собирался вскоре начать работать. Рембрандт и, в особенности, сам Геррит считали, что он уже вполне готовый художник. Будущее сироты Исаака де Йодервиля не казалось столь же определённым и Рембрандту предстоял основательный диалог со строгими опекунами юноши. Исаак сам прояснил положение, обратившись к Рембрандту:
– Учитель, я надеялся учиться ещё год, поэтому хотел бы поехать с вами в Амстердам, если это возможно и если мои опекуны не будут возражать. Мне нет смысла идти на один год к другому мастеру. Вы ведь будете принимать учеников в Амстердаме?
Рембрандт