Фейерверк нежности, жалости и обиды вспыхнул в груди мастера Ганса, и он решительным шагом направился, почти побежал в дом.
Каково было изумление и восхищение маленькой Маргариты, когда неожиданно у себя за спиной она услыхала тоненькой голосок «Здравствуй, миленькая Маргарита. Меня зовут Мириам. Хочешь, я стану твоей сестричкой?»
Кто бы смог отказаться от такого предложения?!
Маргарита с разрумянившимся от восторга лицом прижала к груди чудесную куклу, глядя сияющими голубыми глазами на совсем нестрашного, не смотра на строгие глаза, старика.
Улыбнувшись, мастер Ганс погладил малышку по мягким, как пух, волосам и с чувством завершенного очень важного дела неторопливо отправился в свое жилище.
Он провозился там совсем недолго и, снова появившись во дворе, направился к ручью Штадтбах. Там он сел под раскидистой ивой и предался размышлениям, которые, очевидно, для него имели большое значение, ибо все движения и звуки окружавшего мира скользили мимо его отрешенного сознания, как тихие воды ручья Штадтбах.
Иначе он услышал бы, как закричала и безутешно расплакалась бедненькая Маргарита, когда Вильгельм и Теодорикс отобрали у нее чудесную куклу, которую усадили в щель между чурбаками, заявив, что теперь это султан Селим, и, не смотря на слезы и мольбы сестры, принялись обстреливать Мириам-Селима горохом, но, войдя в азарт сражения, поддержали атаку своих бравых егерей и гренадеров залпами подоспевшей на помощь артиллерии, стрелявшей, за неимением свинцовой шрапнели, камнями и гравием.
Результат решительного натиска не замедлил привести к полной и безоговорочной капитуляции противника, которая была неизбежна, после того, как камень, пущенный меткой рукой Теодорикса, попав в Мириам-Селима, сбил тюрбан и отколол кусок фарфоровой головы.
Правда, отпраздновать победу с проведением торжественного парада и награждением отличившихся Вильгельм и Теодорикс не успели, так как на крики победителей, плач и стоны мирных обывателей во двор вышла рассерженная Изольда, обещая дать расшумевшимся детям хорошую взбучку.
Как видно, ее слова не расходились с делами, ибо все трое участников только что бушевавшей драмы поплелись в дом, покорно отдавая себя в руки дочери помощника последнего королевского палача.
А что же мастер Ганс?
Он все сидел на берегу ручья. Возможно, чего-то ожидая?
Уже Альберт успел вернуться из своего Thronsaal в замке Монетного двора, где в честолюбивых грезах видел себя чуть ли не ровней королю европейских банкиров Ротшильду, и поспешно шмыгнул в двери, смущенный непритворным сочувствием простых людей, населявших улицу Розенгессхен.
Солнце