– Так что ты предлагаешь? – спросила я. – Москва или Питер?
– Питер отпадает, – сказала Стелла. – Туда едут только снобы и лесбиянки.
Я не была в Питере, но поверила Стелле, тем более Москва, куда приезжала пару раз, мне нравилась.
Мы попытались втянуть в компанию Люси, но у них с Давидом были свои планы.
Мне оставалось самое трудное – поговорить с родителями. Стелле было легко: ее родителей сразу подкупило, что в Москве она поступит в аспирантуру. У меня же не было никаких видимых поводов для переезда. Еще до разговора мне казалось, что невидимый лазерный луч выжигает у меня на ребрах клеймо предательницы и эгоистки. А после я целую неделю терпела то длинные поучительные речи отца, то его долгое испытующее молчание.
Мама же приняла мое желание спокойно.
– Если ты так решила, – сказала она, – не мне закрывать твои дороги. В любом случае попробовать стоит.
С тех пор она то и дело заводила с отцом беседы с глазу на глаз и постепенно заставила его уступить. Сам он представил все так, будто «как следует все взвесил и обдумал».
– И главное, – сказал он. – Стелла будет рядом. Если уж кому-то тебя доверять, то ей.
Я будто снова отравилась. Болит низ живота. Температура тридцать семь и четыре. Принимаю парацетамол и отправляюсь в Комсомольский парк, куда меня позвала Люси.
С Люси приходит маленькая смуглая девушка в сером платье с портретом Мэрилин Монро. Она представляется Мариной. Кажется, я видела ее раньше, но не могу вспомнить где.
– Зачем мы приперлись сюда? – спрашивает Люси.
– Не ной, – говорит Марина. – Свежий воздух тебе не помешает. Это лучше, чем сидеть в своей комнате и накуриваться. – Она поправляет спутавшиеся розовые пряди Люси. – Депрессия, – шепчет она мне. – С кем не бывает.
– Я все слышу, – бубнит Люси. – Жуткое место. Здесь столько детей.
– Ты же любишь детей. Прошлым летом ты была вожатой в детском лагере.
– На то оно и прошлое, – рассеянно отвечает Люси. – Сейчас не люблю. А этот парк – вообще пастбище для эксгибиционистов.
– Ой, ладно. От вида мужика без штанов еще никто не помер.
– Да, но неприятно, когда ты сидишь, никого не трогаешь, а кто-то напротив трясет своим агрегатом.
– Сейчас вам историю про это расскажу, – Марина поднимается и встает напротив нас. – Все знают Аиду Хадонову?
– Это та, которая журналистка? – спрашиваю я.
– Она самая. Ты с ней близко знакома?
– Не слишком. Валяй.
Марина прочищает горло и делает вдох:
– Короче, мы с ней ходили в одну школу. Не в один класс. Она на три года старше меня. Это важный момент. Однажды курили мы на заднем дворе после уроков, и тут подходит какой-то мужик в джинсовом костюме. Пьяный, с длинными седыми грязными волосами. Ширинка расстегнута, а оттуда торчит его, – она запинается