– Ты дождалась, Марта… – она погладила его по голове:
– Я только знаю, что Феденька родился, но где он сейчас, где Теодор-Генрих с Машей… – в дверь поскреблись. Марта поднялась:
– Полина привела твою дочку, Монах… – Мишель разрешили вставать с постели:
– Она похудела, бедная моя… – Гольдберг раскрыл руки, – побледнела. Ничего, отравление не оставило следов, а дома мы ее откормим…
Дочка носила домашнюю тартановую пижаму и серый халатик с кружевами. Под мышкой Мишель тащила вытертого медведя с пуговицами вместо глаз. Забравшись на кровать, девочка нырнула в объятья Гольдберга. Он послушал стук маленького сердечка:
– Ровно бьется, – Эмиль прижал дочку к себе, – медведя сшила покойная Роза, когда мы жили в бараке после войны. Она занималась с девочками рукоделием и забрала мою заячью жилетку на тряпки. Я сердился, говорил, что я в ней всю войну проходил и еще двадцать лет прохожу… – одна пуговица болталась:
– Я пришью, – Мишель шмыгнула носиком, – Полина принесет нитки и иголку. Папочка, – она свернулась клубочком, – папочка, милый, ты не умрешь? Я так боялась за тебя… – из коридора Марта услышала веселый голос Гольдберга:
– Никто не собирается умирать. Круассаны нам пока запретили, но где-то здесь я видел миндальное печенье… – на лестнице отделения Марта наткнулась на Полину. Девочка торопливо сказала:
– Тетя Марта, я присмотрю за Мишель. Насчет Питера, он хотел… – рация в сумочке Марты ожила:
– Потом, – рассеянно сказала Марта, – потом поговорим. Мне надо ехать… – каблуки женщины застучали по гранитным ступеням. Привалившись к стене, Полина мрачно пробормотала: «Как бы потом не стало поздно».
Сделать копию ключей в мастерской рядом с церковью Сен-Сюльпис не заняло у Полины и пяти минут:
– Настоящие я вернула на место, – девочка возилась с дверью квартиры месье Ламбера, – тетя Марта ничего не заметила… – Питер вздохнул:
– Разумеется. Мама сейчас вообще ничего не замечает. Она пьет кофе на ходу и выкуривает по две пачки сигарет в день… – замок щелкнул, грохнула дверь подъезда.
В пролете показалась белокурая голова кузена Пьера де Лу. Юноша тащил военных времен саквояж и большую сумку:
– Ты вовремя, – сказал Питер, – мы открыли дверь… – по виду кабинета месье Ламбера он понял, что мать убиралась в комнате:
– Она проводила в квартире совещание с Иосифом и Маленьким Джоном, – Полина узнала адрес апартаментов от брата, – интересно, что они обсуждали… – Питер велел себе не думать о посторонних вещах.
Ему, в общем, все было понятно:
– Я совершил ошибку, я должен ее исправить, – Пьер вручил ему холщовую сумку, – только маме и Волку ничего говорить нельзя, иначе меня никуда не пустят… – оказавшись в прохладной ванной, Питер разозлился:
– Мне семнадцать лет, я почти совершеннолетний.