– Для того, чтобы оставаться с вами друзьями, Борис, – сказал я. – Нужно, чтобы мы ими когда-либо были.
– Ладно, – примирительно сказал мой куратор. – Давайте перейдем к документам.
– Кто же лучше нас перейдёт, Борис, – поддразнил я Шепетинского. – Конечно, давайте переходить.
Борис открыл знакомый мне чемоданчик, знакомым жестом выложил два договора и деньги. Сто бумажек по сто долларов. Это красиво. Это если не совершенно, то очень близко к тому. Сто бумажек по сто долларов. Год я буду жить красиво. Ну, более или менее красиво. Вот как я буду жить. Тут я вспомнил, что сегодня бумажек уже не сто, а девяносто пять. Да и чёрт с ним.
– От меня потребуется какой-нибудь… мнэээээ… документ? – спросил я.
– Ну что вы, Александр Николаевич. Что вы. Мы совсем не бюрократы, поверьте. От вас понадобятся только понимание и осознание того, что вы отказываетесь от своего концепта про Маяки в пользу эээ…. В пользу десяти тысяч долларов, – Борис рассмеялся. Потом спросил:
– Вы понимаете? Осознаёте?
Я посмотрел на Бориса долгим взглядом.
– Борис, – сказал я и отпил ещё немножечко «Курвуазье». – А если я обману вас? Подпишу эти ваши бумажки… Возьму билет на поезд. И поеду. Скажем. В Монголию. И стану проповедовать там о Маяках, а? Что вы скажете на это, Борис?
От коньяка я немножко оборзел.
Шепентинский не обиделся и даже нисколько не посерьёзнел. Точно таким же тоном, каким он говорил до этого, он сказал.
– Как вы, наверное, уже заметили, Саша… Отделению «Канадской береговой охраны» не совсем место в не имеющей выхода к морю Беларуси, – сказал Борис и сделал паузу для того, чтобы я задумался над тем, над чем задумывался раньше и так.
– Точно также с Монголией, – продолжил Шепетинский. – С пустыней Сахарой. Или Непалом. Везде, в каждой стране мира есть отделение «Канадской береговой охраны», Саша. С такими же практически неограниченными возможностями, как у меня здесь. Вы понимаете, о чём я говорю?
– Понимаю, – снова подтвердил я. – Я не понимаю, под каким соусом вы находитесь в нашей…
– Вам этого и не нужно понимать, Александр Николаевич, – несколько резко сказал Борис. – Это совсем не ваше дело, и не ваша забота. Тем более, что предмет нашей встречи сейчас ну совершенно другой.
Тон Шепетинского стал жёстким и холодным.
– Хорошо, – примирительно сказал я.
– Мы, Александр Николаевич с уважением относимся к уголовному кодексу, как я уже вам говорил, – продолжил Борис прерванную мысль. – Но, увы, до поры, лишь до поры. Иногда приходится прибегать к кардинальным решениям, Стецкий.
Сколько вам сейчас, тридцать шесть?
– Сорок два, – нагло соврал я.
– Тридцать шесть, – удовлетворённо сказал Борис. – А средняя продолжительность жизни по стране, знаете какая?
– Не знаю.
– А вы