«… И бывало, ночами,
Стуча у виска,
Наплывало отчаянье,
Леденила тоска.
От жулья, потаскушек,
Матюгов
и невзгод
Я сбегал тогда —
слушать,
Как дышит завод,
Как клокочут мартены,
Как в дождь и туман
Пролетариев смена
Спешит по домам».
Поэт прекрасно владеет звукописью стиха. «Богатырь… в тревожных травах» – тревога ощущается в самом подборе согласных. Рокочущее «р» вообще для Марьева характерно, но не везде оно несет такую яркую смысловую нагрузку. В стихотворении об угрозыске хамски гогочущее «г» «От… матюгов и невзгод я сбегал» переходит в глубокое дыхание огромного заводского организма – «слышать, как дышит» («ш – ш»), переходящее в звуки, напоминающие те, что вырываются из жерла вулкана: «как клокочут мартены».
И далее:
«Нет наград драгоценней,
Чем ночной разговор:
О литье.
о процентах
Говорил бывший вор…
Я открыл ему двери,
В телефоны оря,
В человека поверил,
И, как видно, не зря!
Эх, утешил Андрюша».
Мне не кажется, что риторичность Марьева может помешать сегодня восприятию его творчества. Он не только с бывшим уголовником Андрюшей, но и с сегодняшними старшеклассниками, крутыми и продвинутыми, ухитряется быть на равном. Говорю как бывший школьный библиотекарь, они его легко запоминают и охотно цитируют, если, конечно, удается привлечь внимание к томику поэта. В шестидесятые же, когда гражданственность просто бурлила, казалось, что если Гамлет (кстати, один из персонажей Марьева) с экрана спрашивает «Быть иль не быть?», то обращается он непосредственно к тебе. Поэтому и Марьева большое количество риторических вопросов монологичным не делают. Его лирический герой, как я уже подчеркивала, живет в постоянном диалоге и с персонажами, и с читателем, сам развиваясь и меняясь в этом общении. В этом постоянном разговоре по душам проявляется и темперамент поэта, и его напористость, и подчас парадоксальность. Вот и в стихотворении про угрозыск мы чувствуем и одержимость работой оперуполномоченного Марьева, и его умение выслушать другого, и формирование собственного жизненного опыта.
На недавнем юбилее поэта как-то сам собой всплыл вопрос: а Марьев кто – диссидент или марксист? Находили доказательства и того, и другого. Думается, что вопрос этот связан с противоречиями марьевской натуры, а, следовательно, и творчества. Увлеченный современностью как оголтелый романтик Марьев не избегал ее разноплановости, многосоставности, в нем нарастал диалектик, но особого хода поэт ему не давал, поскольку цель марьевского творчества была другая – поэтическими средствами овладеть жизнью и, вызвав горячий отклик читателей, преобразовать