Рядом с Берком на месте пассажира размещался Коба-палач – настоящий бульдозер, обвешанный толстым слоем брони и распирающий своим телом всю правую часть колымаги. Он с усилием обернулся. Позади него, отталкивая напирающую спинку сиденья, сидел четвёртый, последний член «смертоносного отряда»: украденный пациент, подключённый к аппарату жизнеобеспечения и обвитый трубками миниатюрной капельницы.
– Берк, ты только глянь.
Стремительный рулевой на секунду кинул взгляд на зеркало заднего вида.
– Ты только посмотри на это посмешище! – Спинка сиденья за Палачом слегка хрустнула. – И вот это – самая живучая тварь во Вселенной? Вот из-за этого ты и проспорил мне?
– Чёрт, Коба, только не напоминай.
Берк зарулил вправо, объезжая торчащие кости пустынных скитальцев.
– А-а-а-а, да ладно тебе. Согласись, было весело. Особенно весело от твоей кислой рожи – когда ты узнал, что я всё-таки выкрал его.
Машина преодолела пятый трамплин. Приземлившись на бампер под ещё большим углом, автомобиль подхватил песок и затолкал его в нагнетатель, из-за чего цилиндры двигателя на открытом каркасе чудовищно заколотились и стали сильно перегреваться. Потеряв скорость, Берк насупился.
– Чёрт, Коба, сколько можно тебе повторять. Мы в тот день проиграли оба.
– Чего-о-о-о?! – протянул Коба-палач, сведя от раздражения брови и выпучив глаза.
– Того… вспомни, что ты обещал вытащить эту тварь на день раньше.
– Да ты оборзел?! Кто из нас спорил на время, а? Никто. Так что всё честно, я, как всегда, победил, а ты, как обычно, пожевал за мной сопли.
Ястребиный взор рулевого на миг вспыхнул. Язвительность друга заводила Берка в пол-оборота, испытывала на нём любую обидную фразу и, как ни странно, всегда попадала в цель. Оттого он бросил машину вбок, вжал большой палец в кнопку наддува и тем самым запустил в турбины форсирующего огня. Для правой стороны колымаги, откуда торчало плечо Кобы, мир внезапно померк. Непроницаемое чёрное пламя, исходившее из широкой стальной трубы, пожирало вместе с кислородом и свет, бросая на песчаную гладь гигантскую тень. Доспехи Палача заискрились, а смягчающие подкладки у их стыков как-то странно зашипели.
Коба засуетился. Победное выражение пропало с его лица, и он в спешке принялся бить себя по наплечнику, боковой части нагрудной пластины и арамидному поясу, чтобы избавиться от последствий огня, но на самом деле, как это обычно бывает, усложнить себе жизнь. Смахнув с плеча последние искры, он стянул с шеи мешающую подкладку и выглянул наружу, чтобы с горестью осознать: