Ой, цветет картошка
Да зеленый лук,
Полюбил картошку
Колорадский жук…
Все же знали, что этого вредителя напустили на наши поля зловредные американцы. Но песня-то все равно была хорошая.
А второй куплет был еще лучше:
Он живет, не знает
Ничего о том,
Что Трофим Денисыч
Думает о нем!
«Ну уж, будьте уверены, – знали все, – главный мичуринец академик Лысенко обязательно придумает что-то верное против этой напасти. Так что у американцев глаза на лоб полезут!»
А вот про то, как играют на бегах, в кино ничего не было. Спросил у Дорохина и его брата Толика.
– Ты что, собираешься играть? – пристал было Толик.
– Да не-е… не-е… – заненекал я. – Просто так…
А сам, между прочим, все твердил немецкие слова. Крутил свои картонные «фантики» и проверял себя. «Das Wasser» – вода, «kalt» – холодная, «morgen» – завтра, «zu fliegen» – летать… И даже набрался нахальства заглянуть а конец учебника. А там стихи какие-то.
Wer reitet so spaet durch Nacht und Wind?
Es ist der Vater mit seinem Kind…
Смотрю, полно же знакомых слов. «Nacht» – ночь, «der Vater» – отец, «Kind» – ребенок. Только вот, что такое «reitet». Поискал в словаре: «reiten» – скакать. Ого, это же что-то про лошадей. В самое «оно»! И там же перевод:
Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
Обняв, его держит и греет старик.
Кошмар какой-то! Но зацепило почему-то. «Лесной царь» называется. Гете сочинил. А перевел Жуковский.
И вот как-то раз немка давай гонять меня по словам. Всякие там «Springen», «Singen», «Laufen»… Но не на того напала. Я как орешки щелкал: «прыгать», «петь», «бежать»… И даже про «darf man herein» и «nemen Si Platz» правильно сказал: «Можно войти?» и «Садитесь!». Думал, все – отцепится. Ан нет. Тут-то Ольга Никифоровна и подсунула мне текст из дальних страниц учебника:
Wer reitet so spaet durch Nacht und Wind?
Es ist der Vater mit seinem Kind…
И стала зловредно ждать, как я буду плавать. И уже руку занесла для очередной двойки.
– Это мы не проходили, – хотел сказать я. Но вдруг понял, что это же те стихи, в которых было то самое – о всаднике, о ребенке, о каком-то царе. Не знаю, что на меня нашло, только сами собой выскочили слова:
— Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой…
О-о! – прибалдела училка. – Ты знаешь «Лесного царя»?
Она как-то странно посмотрела на меня, хмыкнула и принялась читать это немецкое стихотворение. Дочитала почти до конца и снова уставилась на меня:
Erreicht