Раздались голоса одобрения и одновременно – возмущения.
– Правильно.
– Давно надо было пенсии повысить.
– Сейчас все за деньги. За «спасибо» уже никто ничего делать не будет. Это не то, что раньше – покормил и все. Теперь – плати.
– И помощь на детей надо увеличить, – подала голос Мария Опанович, вдова. – У меня шестеро, без мужа растут, а в колхозе сорок, пятьдесят рублей зарабатываю, да на детей по двадцать рублей платят. Всего сто шестьдесят, сто семьдесят рублей в месяц набегает. Разве ж это деньги на нас, семерых?.. Одной одежды сколько на детей надо, а они ж и конфету хотят съесть, и в кино пойти…
Глаза у Марии замокрели, на худой землистой щеке заблестела слеза. Поджав губы, женщина замолчала.
– Понимаю, понимаю вас. – Первый секретарь ЦК КПБ поднял руку. Мол, тише. – Будем, конечно, и пенсии увеличивать, и детские пособия. Будем, подождите только. Подождите… – Он замолчал, после чего как-то виновато и спешно попрощался: – Ну, до свидания, товарищи. До свидания…
Высокая делегация тут же гуськом полезла по трапу занимать места в вертолете. Через минут пять он шумно взлетел. Рубежцы прощально замахали руками. Иван Белый пожал худыми плечами:
– И чего это они прилетали?
Выбросив из широкого рта папиросу и почесав лысину, ответ дал Михаил Гуцко:
– Партия всегда хочет быть впереди. Хлебом не корми, а дай отметиться…
Это было полуправдой: местные партийные руководители прислушивались к мнению людей, рады были им помочь, но вот, что касалось пенсий, пособий, социальных выплат, здесь их полномочия заканчивались – все решали в Москве, столице Советского Союза. А там относительно всех выплат было свое мнение, оспорить которое на местах никто не мог, даже если бы и захотел.
III
Расходиться рубежцы не торопились: разлученные паводком, они собрались за последние недели почти всем своим деревенским людским миром в первый раз и поэтому стояли, словно боялись, что если разойдутся по домам немедленно, то соберутся вместе уже не скоро.
– Обмыть бы это дело, – мечтательно выдохнул Илья Еремеев и облизал пересохшие губы.
– А что, это может быть, – неожиданно поддержал его степенный Андрей Ольшевич, тряхнув густой прядью волос на широком, бочковатом лбу. Чмокнув мясистыми губами, он обратился к своему куму, что стоял рядом: – А ведь Ерема дело предлагает. Не пойти ли нам отметить приезд высоких гостей?
– Оно бы надо, – с сомнением проронил Игнат Вабищевич и покачал своей костистой головой, – но уже обед, домой вроде пора.
– А мы в кафе пообедаем, – нашелся Ольшевич.
– А женка?
– А что женка? Она с моей кумой кому-то кости перемывают. Не будем им