Могут быть такие типы правовых связей, когда личность и государство равноправны, когда даже одностороннее решение любого из этих субъектов нормативно принимается другим как нормальное для них обоих.
Бывает и так, что личность, причем в делах не только сугубо приватных, имеет не просто право окончательно решать такие-то вопросы по своему свободному усмотрению, но и монополию на их решение, личный приоритет перед другими приоритетами.
Классический термин «частное лицо» безнадежно устарел и заведомо непригоден для характеристики статуса человека, личности, гражданина даже в несовершенном нынешнем государстве.
Конституционное общение личности и государства требует многого, но прежде всего – стабильности их статусов и процедур, самого порядка и уровня общения как общения именно конституционного.
В конкретных частных случаях это хорошо видно на примере разрешения текущих конфликтов, регулируемых теми отраслями права, в основе которых – не общегражданский и конституционный статус субъекта и, следовательно, не конституционная, не статутная, а функциональная его ответственность в пределах неизменности общего его статуса.
Ведь даже принудительное взыскание задолженности не меняет общеправовой статус должника, а наложение дисциплинарного взыскания не всегда меняет даже служебное положение провинившегося служащего.
Совсем не такова юридическая природа и конституционной ответственности вообще, и особенно высших конкретных ее разновидностей – например, конституционной ответственности конституционных инстанций. Суть ее как раз в статутности – в гарантированной неизменяемости правового положения, а также в исключительной возможности его изменения только в силу изменения самой Конституции.
Правовое государство и конституционное государство – категориальные синонимы, юридически тождественные по своему смыслу.
В любом государстве – особенно в таком, действительная степень приближения которого к правовому государству есть вопрос открытый – об уровне его конституционности можно судить, в частности, по роли в нем самой Конституции и прежде всего по тому, насколько Конституция близка к верховенству в законодательстве и практике, то есть насколько она авторитарна для власти и, следовательно, авторитетна для народа.
Нынешней Конституции России все еще противоречат положения двух третей конституций национальных республик и уставных актов других субъектов Российской Федерации. Однако все они считаются действующими. Число федеральных законов, расходящихся с требованиями российской Конституции, измеряется возрастающей трехзначной величиной, но это не препятствовало их принятию и не препятствует их применению.
Проблемой стало президентское вето, в понимании и при-менении коего «практика» идет впереди еще неродившейся теории.
Первый