Более чем учтивый прогноз, видимо, не оправдался.
А ведь наиболее громко и активно озвучивающая себя «демократическая» общественность практически единогласно снача-ла считала главным и самым ценным достоинством Конституции 1993 года, а ныне признает главным и самым опасным ее недостат-ком как раз уникальный объем правомочий именно президента.
Саму Конституцию харизматической никто не считал и не считает по причинам очевидным и, так сказать, уважительным. Время движется к однозначному ответу на вопрос, то ли Конституция оказалась недостойной своего создателя, то ли он не нашел своего места в отведенном ему Конституцией правовом поле.
По многим своим особенностям Конституция 1993 года предстает не как обычный, стабильный, «нормальный» Основной Закон обычного, стабильного, «нормального» государства, а как изданный и действующий в отсутствие «нормальной» Конституции разовый или временный чрезвычайный закон страны, практически постоянно находящейся в режиме чрезвычайного положения (возможно, тут объяснение того, почему так долго не было ясных и внятных актов о самом чрезвычайном положении применительно к конкретным обстоятельствам в той или иной местности). Конечно, тут многое определяют пережитки прежней психологии осажденной крепости, враждебного окружения и т. п. Но все это не меняет главного – Конституция должна быть актом верховным, но актом все же регулярным и только в этом смысле ординарным.
Зарубежный же опыт трактует президентский статус типа французского или американского как статус чрезвычайный.
Принято сетовать не только на основной изъян данного явного перебора – формально отнюдь не исключаемую Конституцией возможность избрания совсем иного президента – столь же сверхвластного, но совершенно другой ориентации.
С несколько запоздалой имитацией «прозрения» говорят, например, о чрезмерном обилии слишком уж разнообразных функций президента, реальное исполнение которых физически затруднительно для одного человека.
Подобные доводы никого еще – правителей даже самых престарелых и немощных – не останавливали в стремлении «покняжить».
Одна из ярких особенностей отечественных карьеристов – их стремление не к большей занятости делами и не к большей ответственности.
Типична как раз обратная (обкомовская, обломовская, иная) пропорциональность, «карьеризм бездельников»: желание заполучить все более высокий пост именно для того, чтобы работать и отвечать как можно меньше, в идеале – совсем ничего не делать и совсем ни за что не отвечать по существу, сибаритствуя на представительской и иной, лишь внешней, стороне власти.
А изобилие функций, особенно их неопределенность, дают эпикурейцам куда больше шансов на красивую жизнь, чем компетентное исполнение