Сережа вернулся домой. И лишь выждав достаточное количество минут перед закрытой дверью, прислушиваясь к пронзительной тишине внутри – он посчитал, что времени должно хватить, чтобы мать уснула, – он посмел войти. Дверь оказалась незапертой, хотя мать всегда на ночь притворяла ее на щеколду. Быстро скинул одежду и юркнул под одеяло на старый продавленный отцовский диван. Последние пять лет он на нем спал… вообще жил, вместе со своей вечной спутницей: раскрытой на середке (начало он поедал, а конец проглатывал) и пристроенной на коленках библиотечной книжкой и жестким, набитым ватой валиком под мышкой для удобства чтения и лучшей усвояемости содержания.
5.
Затем обычный, как моцион перед обедом, нелицеприятный дневной обмен любезностями между родными людьми, у каждого из которых на свете никого ближе не было, переходил в иное состояние дискуссии – всплеск агрессивности:
– Что б ты проклят был! – не церемонилась мать. – Чтоб тебе не дна, не покрышки не было. – Сергей недаром упоминал о ее начитанности и эрудированности. – Что за ребенок мне достался. Знала б, никогда не согласилась рожать. Такого. Что ты за человек? Мать родную не любишь, об уважении уже молчу, не говорю. Смотри, бог накажет. Смертельно накажет. Больно будет.
– Что ты мне смертью грозишься? Я моложе… Ты еще раньше туда отправишься.
– Это мы посмотрим, кто кого переживет.
– Посмотрим, посмотрим.
– Как ты разговариваешь с матерью? Как тебе не совестно?
– А ты… что ты говоришь?
– Я – мать. Я имею право так говорить. А ты обязан слушать. И слушаться. Вот будут свои дети, их будешь учить. Поймешь, каково родителям, когда их чада огрызаются.
– Ты себя-то слышишь, понимаешь, чем грозишь?
– Я проклинаю тебя. Чтоб твоя жизнь сложилась не лучше, чем моя. Настрадаешься еще, погоди. С таким характером, как у тебя…
– Ты в своем уме, как можно проклинать родного сына? Ты что не мать мне? Чужая женщина?
– А ты вначале научись разговаривать с матерью, как все люди разговаривают. Уважительно. Тогда и с тобой будут на равных, по-доброму.
– Да с тобой нормально поговорить невозможно, такая же упрямая. Как и я. Яблоко от яблони.
– Как ты со мной, так и я…
– Ага, а что первым появилось: курица или яйцо?
– Не поняла.
– Ну, вечный вопрос: что начально? Ты меня родила, не я тебя. Значит, ты – первая, получай, как есть: какая ты, такой и я получился.
– Не ври. Я не такая. И не в меня ты вовсе. Я говорила и повторю: ты в отца пошел.
– Ага, как плохое – так его, а что хорошего – твоё.
– В тебе и хорошего ничего не осталось. Одна дурь наружу лезет.
– Спасибо, мамочка, на добром слове.
– Пожалуйста, приходите за добавкой.
– Вот