Изгнанник. Часть 2. Излом. Алексей Жак

связей») со столом Дикарева. Это Сережа понял сразу, как только вошел и всё увидел. Ничего общего с тем дубовым собратом всех пролетарских испокон веку изделий.

      – Но это же пустяки, – успокаивал себя Дикарев, – это же чепуха на постном масле, как скажет моя мама. Это даже не стоит себе в голову втемяшивать. Подумаешь. Просто у него мама постаралась для сыночка. А продукты… так это… а что в них особенного? Ну, торт, ну, какие-то чашечки с разноцветным содержимым: красным, оранжевым, синим. Красиво. Так на то оно и день рождения называется. Всё понятно. Всё объяснимо. Чего тут выдумывать. Спасибо, что пригласили. А для меня это вообще в первый раз.

      Дикарев встряхивал своей чубастой головой, отгоняя с левого глаза непослушный вихр, и начинал смеяться:

      – Ну и выдумщик ты, Мел!

      Противоречия, конечно, существовали («где-то»), но только не между ними – ребятишками. Они, словно слепые котята, не замечали видимых преград и разграничений. А к чему те им? Это – головная боль взрослых дядек и теток, их выдуманная игра, не интересная и скучная, не понятная. Которая не вызывала у детей позывов к сочувствию и не рождала в их сердцах желания потакать взрослым в их странных развлечениях.

      6.

      Дверь-мутант открыла хозяйка – та самая высокая статная красавица. И беря мальчика за рожки сразу увела внутрь жилища. Увела от пугающих мыслей, избавив от чувства неопределенного томительного ожидания чего-то неизвестного, похожего на воплощение покривившегося чуда, близко дышащее, почти в лицо, пылающее, жаркое и состоящее из множества образов – непрерывной калейдоскопической картинки сменяющихся ярких клоунских масок.

      – Здравствуйте, молодой человек, – произнесла она голосом «грудной жабы». – Как понимаю, вы еще один школьный приятель Олежека… тот, с которым он… с которым мой сын очень… очень близок, то есть дружит.