Она перестает изучать золотой парчовый закат, и возвращается ко мне, и мне снова становится не по себе от ее взгляда.
«Я слышала. Смеялась до слез. Хотя, почему бы и нет? Он очень даже хорош, особенно его зеленые глаза. Но ты должен меня понять, пожалуйста, услышь меня, Ренеди! Я была занята своими бедами – по горло! Но я не сидела, сложа руки. Я накоплю денег, найму работника и буду продолжать дело отца! Что ты предлагаешь? Ждать, бесконечно ждать тебя в твоем же доме – это просто невыносимо…»
Я понимаю ее, но она не хочет понять: меня здесь вовсе никто, кроме нее, не ждет. Своими словами она разбивает якорь, по которому я могу к ней вернуться. Ее потери пока еще несоизмеримы с тем, что она успела приобрести.
Но она говорит лишь о себе, не о семье: ее старший брат – Тень. Это означает, что его тело покоится где-то в глубине ледяного склепа, а его разум, чистый, освобожденный, и в то же время порабощенный, мечется в поисках выхода – в поднебесье, или сам в себе, никто этого точно не знает. Его невозможно увидеть. Его можно почувствовать только в тот момент, когда своей силой он рисует фантом себя самого, того человека, памятью которого он остался, и в тот момент вся его сокрушительная мощь направлена на врага. Его, по сути, не существует, потому его невозможно ни сдержать, ни победить.
Пятьдесят Теней служат Одеру Минсдейлу вместо армии. Это самое страшное войско, о котором мне когда-либо доводилось слышать, более того, я видел его, и я пишу эти строки отнюдь не из желания преувеличить свой ужас. Стоит представить себе силу бестелесную, но творящую все что угодно с телами людей, вызывающую умопомрачительные и смертельные миражи, в которые нельзя не верить, так как они неотличимы от яви, принимающие любую угодную форму; как на самом деле стынет кровь в жилах, но не от того, что сила эта неуемна, а от того, что при этом остается ясное сознание человечности ее природы. Какая глубина властвует над разумом, и какая это все же радость – сознавать, что пробудить спящие дебри разума удается лишь немногим. И Одер, единственный обладатель ключей от этой бездны, тех знаний, которые не дают покоя завистникам и стяжателям, потому-то у него врагов больше, чем звезд на небе, он держит эти знания при себе, не позволяя никому повторить им начатое. Тени не возвращаются к жизни. У них нет иного хозяина. Отсюда у Ванды эта глухая, рычащая ненависть ко всему, что связано с Элионом: она продолжает надеяться, и все же знает, что надежда тщетна и оттого ненавидит.
С вещами покончено, и вот уже мы с ней сидим на террасе, наслаждаясь последними минутами покоя: через какое—то мгновение я сорвусь с места. И ей нечего возразить мне потому, что она не знает, куда и для чего я еду. Она пьет мое вино и задумчиво улыбается, но я слышу ее тяжелые, как удар набата, мысли.
«Я же пыталась… одни только эти мгновения, когда твои слуги