Не стоило говорить об этом! Позабыть, что о болезнях своих и увечьях имеют право говорить лишь сами увечные – как же я мог? Теперь он будет действовать назло мне, и эту глыбу я уже не расшатаю.
«Подожди немного, – говорит Рейсин, – до поездки Хола в Эриду. Так будет куда проще и тебе и мне и Сейтенге. Само собой сложится. А я прослежу, чтобы все сложилось».
Это предложение имеет смысл, и я сдаюсь. Ты все же проводишь меня до границы?
«А что, ты дойдешь без няньки?»
Я лишь руками развожу.
Так любить темные, густые, непроглядные ночи, так сливаться с этими колышущимися чернильными тенями, полным пугающих и одновременно столь естественных звуков, никто не может так, как самый распоследний бродяга. В чем разница между бродягой и путешественником? Первый живет дорогой, в то время как второй живет лишь видами, пунктами, постоялыми дворами и гонится за разнообразием впечатлений; но никогда ему не приходилось вытаскивать самого себя из трясины и драться с горной пантерой за сухую пещеру. Ни один человек не был рожден бродягой, ими, как правило, приходится становиться тем, кого судьба кнутом событий вынуждает бежать за стремительно летящей вперед удачей. Даже кочевники, и те меняют места лишь по известному им кругу. В четырнадцать я сбежал из Элиона. В восемнадцать я был определен за тридевять земель, в Делию, ради шутки, как оказалось: я был единственным из всего дипкорпуса дураком, который не имел понятия, что память удивительных деллийцев имеет реверсивные особенности, словно память стариков; но шутки мигом прекратились, когда по моему приезду на стол Ирту Ривенхарту лег черновой пакт о разделе морских границ. Чушь, случайность, воскликнули мои наставники, и через полгода заслали меня в пылающий Каздаг. После Каздага была Гаттерра, после Гаттерры снова Делия. Ни одного поражения – и вдруг мои холеные соратники-аристократы шутили со мной, но не надо мной, не имея ни малейшего представления о том, что я пообещал каздагатам за доступ в их свободные волны. Не знали, что ж, и пусть, я почти уплатил по счетам.
«Я не могу рекомендовать вас на миссию в Пагалу».
Почему?
Старый, толстый Ирт Ривенхарт, мой начальник, перебирал страницы моего досье, не гладя, будто бы у него глаза на пальцах. Он его, клянусь, знал наизусть.
«Интересно, почему вы говорите по-варлейнски без акцента. Где вы учили язык?»
Он знал, что я иностранец, но так и не смог узнать, откуда я здесь появился. Я пожимаю плечами.
Я еще на трех языках говорю без акцента. Хотите послушать? Я думал, Трен рассказывал вам мою историю.
«Трен соизволил рассказать мне только то, что вы рассказали ему… У меня есть свидетельства ваших коллег о том, что в семи случаях из десяти ваши действия не могут быть однозначно расценены в пользу Варлейна».
Ах, он меняет тему. Он еще пять