Вскоре вернулся Леон, держа в руках лютню из золотистого дерева. Графиня поблагодарила его кивком, взяла инструмент и погладила. Лютня была ее любимым инструментом. Наверное, потому, что отдаленно напоминала гусли. К тому же, лютня была сделана из липы и все еще сохранила едва уловимый аромат. Аромат, напоминавший ей о чем-то родном и близком. Как голос близкого человека. Почему – Андриэнна понять не могла (она, разумеется, не помнила, что колыбель маленькой Анюты Денисовой была сделана из липы. Как было принято в ее родном княжестве. Колыбель девочек делалась из липы, мальчиков – из дуба).
Она тронула струны и запела. Сначала тихо, потом увереннее, с радостью чувствуя, как музыка наполняет жизнью зал и его стены из мертвого камня.
Песня была на ее родном языке. Так было спокойнее, можно было не бояться раскрывать душу. Русский язык был ее маленьким уголком, где она могла спрятаться, и вход куда был открыт только ей и Норе. Но девочка ужинала в детской вместе с братом и сестрой.
Только одного Андриэнна не учла. Да, эти люди – рыцари, дамы, не могли понять слов, но музыка и удивительный голос певицы окутывал их и проникал в самую душу.
Когда музыка стихла, в зале некоторое время еще стояла тишина. А затем отовсюду послышались возгласы восхищения:
– Вы нас просто околдовали!
– Даже морским сиренам до вас далеко!
– Вы поете как соловей! – звучало отовсюду. Один из рыцарей даже подошел, чтобы поцеловать ее руку. Андриэнна отвечала на похвалы спокойной и милой улыбкой, что еще больше злило графиню де Шатильон.
– Неплохо для крестьянки! – небрежно бросила она. Рыцари громко рассмеялись.
– А вы никак завидуете, мадам? – осведомился кто-то. – А сами не смогли бы так спеть!
Лаура вспыхнула и взглянула на мужа, ожидая, что он заступиться и вызовет наглеца на поединок. Но он оставался благодушно-спокоен и безразличен ко всему. Жена его в этот момент просто ненавидела. И его, и Андриэнну, и всех! Герцог де Контуар улыбнулся.
– У вас прекрасный голос, мадам де ля Фер! А о чем была песня? – осведомился он. Андриэнна покраснела. Отвечать не хотелось. Эти люди все равно не смогут ее понять. Красавица опустила зеленые глаза.
– О человеке, который живет на чужбине, но продолжает любить свою родину, – она решилась поднять глаза, и стыд уступил место удивлению, когда она увидела лицо герцогини де Контуар, побледневшее вдруг до цвета пергамента или сальной свечи. Лаура усмехнулась.
– Так в чем беда? Жили бы в своей любимой Киевской Руси! Что вы здесь-то делаете?
Наша героиня вспыхнула.
– Я попала сюда не совсем по своей воле, – холодно ответила она. – И это вас не касается. Или я должна была спросить у вас разрешения?
Ее противница вздрогнула от такой наглости. Она хотела что-то ответить, но король остановил ее властным жестом руки.
– Прекратите, дамы. Эти перепалки вам ни к лицу.
Обе