Когда она положила трубку, случилась некая пауза, во время которой Люба А. захлопнула телефонную книжку и тут же зачем-то опять открыла, и опять закрыла…
На кухне она долго стояла у окна и смотрела в него, не понимая, куда смотрит и что хочет там увидеть. А потом… руки как-то сами потянулись, и она распахнула рамы, по старой, забытой уже привычке, глубоко вдохнув.
В огромном количестве что-то с шумом влетело в окно.
Люба А. оглянулась: на развешанном белье пестрели бабочки. Они медленно двигали крыльями, но когда она подошла к ним, замерли неподвижно.
Люба А. осторожно дотронулась до одной из них – бабочка не шевелилась, до другой – то же самое. Они были высохшими.
Она стала снимать бельё и стряхивать бабочек в открытое окно. Крупные хлопья снега посыпались вдруг отовсюду. Люба А. вытянула руку и подставила раскрытую ладонь под снегопад. Снег сыпал на ладонь и, не тая, вырастал в белый бугорок.
Люба А. слепила из него снежок и кинула в воздух.
Ударившись о меховую шапку, белый комок рассыпался. Мальчишка обернулся и погрозил кулаком: девочка, стоявшая позади, смеялась и делала новый снежок.
Но теперь она положила его на белую землю и, сначала ногой, а потом руками, погнала перед собой. Снежок быстро вырос в большой ком. Девочка слепила второй снежок и кинула его мальчишке в руки. Он поймал его и тоже скатал ком.
Они собрали снеговика. Несколько деталей, и он превратился из просто снеговика в снеговика, похожего на человека: большие глаза, белая лысина, окаймлённая воткнутыми по краям «головы» мелкими прутиками-волосами; покрытая налётом плесени сидела на месте носа сморщенная морковка.
Это был вылитый Веня. Вернее, вылепленный.
Его холодное лицо было повернуто в сторону дома, а давно потухшие угли глаз смотрели на окна. На одно из окон, около которого стояла одинокая и грустная женщина – Люба Александровна.
Блинная мука у неё кончилась, и потому сегодня она не пекла.
Во гробе
«Некогда, среди одного дикого племени был бесчеловечный обычай обессилевших стариков вывозить в лес или глубокий ров, и там бросать на съедение диким зверям. И вот, однажды, сын повёз своего отца на лубке и хотел бросить его в ров вместе с лубком, но внук этого старика, увязавшийся за отцом и дедом, вдруг сказал: „Постой, батюшка, лубок-то не бросай!“ „Да для чего же тебе этот лубок?“, – спросил отец маленького сына. „Как же для чего?! Когда ты, батюшка, состаришься, так я тебя на этом лубке под горку отвезу!“ Задумался отец над словами своего сына и повёз своего старого отца назад домой».
И народу-то в ресторанчике было немного, но гудели по-хорошему. Отмечали с самого почти утра. Во главе стола сидели двое мужчин: молодой, но уже с первой сединой, в остатке костюма, то есть без пиджака и галстука, и отец