Они уселись на косогоре над рекой. Феодосия опустила голову на колени. На заливные луга на том берегу медленно наползал закат. Брусничный свет растворялся в чернильной темноте ночи, где проглядывали первые звезды
Приобняв жену за плечи, Федор почувствовал, как слабеет под его рукой застывшее тело.
– Не виню я тебя, Федосья. Сама знаешь, не таким я был, когда венчались мы. Думал я о сем давно, да только сейчас вслух заговорил.
– Боялась я, Федя… – уткнув лицо в ладони, она разрыдалась. Федор испугался. Первый раз видел он жену плачущей. Даже когда Марфу она рожала, ни слезинки не пролила.
– Ох, как я боялась! Я с детства одно знала, чужим не доверяйся, шаг за порог дома, дак там враги все, проговоришься, хоша словом единым, и на дыбе повиснешь. И замуж за своего вышла. А здесь ты, но не могла я ничего сказать. Вдруг решишь ты, что ведьма я, еретичка, и гореть мне на костре. Или сам кому слово молвишь и под пыткой дни свои закончишь… – она вытерла рукавом заплаканное лицо: «Как можно любимого на смерть посылать?»
– Как ты могла подумать, что донесу я на тебя? Ты жена моя, плоть моя, ежели больно тебе, то и мне больно, заботит что тебя, то и мои заботы. До смерти нас Бог соединил… – Федор прижал ее к себе.
Феодосия стиснула его пальцы.
– Что тебе Матвей говорил, дак неужели могу я хоть на столечко в тебе усомниться? Говорил и говорил. Глядючи на тебя, любой голову потеряет. Не думай о сем, забудь.
– Как жить-то теперь будем, Федор? – она покусала сухие губы.
Боярин развел руками.
– Как жили, так и будем. Сдается мне, легче нам жить станет, хоша ненамного, а легче.
– А Марфуша?
– Пока пусть растет, там посмотрим. Тебе батюшка твой когда все рассказал?
– Как десять или одиннадцать мне исполнилось. Федор, но как же так?
– Что?
– За то, что я тебе сейчас поведала, на костер отправляют.
– Я Феодосия из тюрьмы монастырской спас, за что меня тоже по голове не погладят, коли узнают… – хмуро сказал Федор:
– Через две недели царь из Кириллова монастыря на Москву тронется. Надо, чтобы ко времени сему и духу Косого здесь не было. Я бы и Башкина с ним отправил, но ежели человек на дыбу рвется, я его оттаскивать не буду. Ты мне скажи, сможет ли батюшка твой помочь нам в сем деле?
– Ты как хотел Феодосия-то вывозить?
– Дак через Смоленск. Есть у меня там человечек, обязанный мне кое-чем. Он провел бы Косого до литовской границы. Но сейчас думаю, не лучше ли грамоту отцу твоему спосылать? Есть же у вас на Москве тайные гонцы? – Федор взглянул на жену.
– Все ты знаешь, – улыбнулась она.
– Все да не все. Например, читал я послания архиепископа Геннадия…
– Пса смердящего! – перебила в сердцах Феодосия:
– Он да Иосиф Волоцкий заклятые враги наши. Вез он по Новгороду людей на казнь, дак одел их в берестяные шлемы