Прасковья осторожно взглянула на царицу.
– Что зыркаешь? Нынче нужное время, с Божьей помощью понесу.
– Дак матушка…
– Молчи, сама знаю… – устало отозвалась Анастасия:
– Думаешь, мне носить легко? Мне не шестнадцать давно, сама посчитай, сколько. Но ежели я наследника не рожу, все одно что и не было меня. Сошлют в монастырь, и поминай как звали. Соломонию Сабурову государь Василий сослал, а я чем лучше?
Феодосия пошла в боковую светелку готовить питье из трав, Прасковья взялась причесывать Анастасию.
– Что Марья-то? – поинтересовалась та.
– Дак, матушка, только царевича схоронили, куда теперь венчаться. До Покрова отложили.
– Матвей вроде остепенился, – задумчиво сказала Анастасия: «Тихий стал, богомольный, в Кирилловом монастыре поклоны бил, постился. Не узнать его. Может, и сладится у них с Марьей».
– Государыня, выпей-ка… – Феодосия поднесла к губам царицы золоченый кубок: «Сразу полегчает».
Анастасия встряхнула головой.
– Неси одеться, Параша. Вам с Федосьей хорошо, вы за мужьями как за каменной стеной, ни забот у вас ни хлопот. Я каждый шаг словно по острию меча иду… – царица спустила ноги на пол:
– Оступлюсь… – вздохнула Анастасия, – и не вспомнят, как звали меня.
Царь Иван Васильевич стоял на молитве.
Со времени возвращения из Кириллова монастыря плечи его опустились, спина сгорбилась. В густой бороде засверкала легкая седина.
Отбив последний из земных поклонов, он опустился в глубокое кресло у окна.
– Алексей Данилыч, здесь ты?
От притолоки отделилась темная фигура окольничего Басманова
– Нашли монаха, что из Андроникова монастыря пропал? – поинтересовался царь: «Феодосием его, кажись, звали. Ересь у него вроде стригольная была».
– Не нашли, батюшка Иван Васильевич, как в воду канул, окаянный… – развел руками Басманов.
– В воду? – хмыкнул царь: «Яуза рядом, лодью подогнать дело минутное. На Москву-реку вышел и поминай как звали. Ты отцов святых в монастыре поспрашивал ли?»
– Божатся все, что ни сном ни духом. Со всеми разговаривал, окромя отца келаря.
– С ним что не перемолвился? – зевнул царь.
– Волей Божьей скончался отче Нектарий, когда мы на богомолье ездили. Тучен он был, припадок у него случился, язык отнялся, дак и помер… – ответил Басманов.
– Упокой душу его, Господи… – положив перед иконами семипоклонный начал, царь велел:
– Позови мне Вельяминова Федора Васильевича. Сам ступай, порой носом землю. Люди просто так не пропадают, не уплыл же монах сей рыбой по реке.
Когда Вельяминов зашел в палаты, царь любовался закатом над Москвой.
– Красиво как, – обернулся Иван: «Глядишь и думаешь, и сие Божье промышление, и то, что наследник мой, жданный да вымоленный, в грязной воде захлебнулся, аки холопское отродье».
– На все