Снять парня удалось не сразу. Несколько раз Мария маячила в ресторане, где он ужинал. Только когда прямо перед его носом она сделала вид, что подвернула ногу и упала ему на руки, он обратил на нее внимание и усадил за свой стол. Слово за слово, и к вечеру она пила шампанское на ковре в его большой квартире. Он снял пиджак, галстук и уже смотрел на нее вожделенным взглядом, но возникла сложность – он совершенно не пил алкоголь. По инструкции, клофелин нужно было подливать после того, как клиент немного охмелеет, а этот даже шампанского не пил. Пришлось добавить лекарство в сок. Парень только успел снять рубашку и оголить свой щуплый торс, как вдруг качнулся вперед-назад и свалился на ковер.
Она спокойно выгребла все из его стильной барсетки, забрала деньги, документы и ключи от заказанной машины. Походила по квартире, полазила по ящикам и, сняв с его шеи толстую цепочку с большим золотым крестом, бросила последний взгляд на свою жертву. Блондин лежал на ковре, а его лицо стало совершенно белым. Что-то екнуло в ее очерствевшем сердце, но ту самую малость сострадания она безжалостно подавила в себе, ухмыльнувшись, спокойно вышла и передала ожидавшим ее на улице подельникам все, что украла, только крест оставила себе.
Машину угнали той же ночью, а на следующий день приехали Бык и Тимофей, затолкали Марию в багажник и долго куда-то везли. Сначала по ровной дороге, потом – по ухабистой. Остановились, о чем-то спорили, опять куда-то ехали, вновь останавливались, ругались и снова ехали. Поняла она тогда, что убить ее хотят, лежала, плакала и с жизнью прощалась. Мир, в котором она жила, жестокий, законы бесчеловечные, но есть что-то и над этим миром. Может, звезды сложились так, а может, судьба ее была иная, но в этот день не суждено было ей умереть, не наступил еще час расплаты, да и берут ли плату смертью…
Свернувшись в темном багажнике калачиком, она прислушивалась к звукам, пытаясь понять, о чем говорят в салоне, но ничего разобрать не могла, мешал гул двигателя. Вдруг машина остановилась, стукнула дверь, разговоры прекратились, и ее повезли уже без остановок. Ехали долго, она успокоилась и, несмотря на затекшие ноги, заснула. Наконец приехали, машина остановилась и заглохла. Послышались голоса, затем открылся багажник и ее выпустили. На улице уже была ночь, сплошная темень, не так, как в Москве.
– Поживешь тут, – услышала она голос Тимофея. – Иди в дом, тебя ждут.
В свете фар Мария увидела забор с открытой калиткой, а за ней – дом и нависавшую над порогом лампочку слабого света. У двери, скрестив руки на груди, стояла женщина, запахнутая в широкий платок.
– Подожди, – внезапно заговорил Тимофей, – нам менты нашептали: твой вчерашний умер, в ресторане дали твое описание. Тебя будут искать, а через тебя и нас найдут. Иди, поживешь здесь. Это моя мать. Никуда не выходи. Сиди в доме. Маме про наши дела ни слова. Я не придумал, что ей сказать. Сама придумаешь. Ну, иди. Мам! – крикнул