Проповедь. Олег Виноградов

его, призванного на проповедничество, миссия. Постепенно утвердилось мнение, что проникновением в смысл греха Господь может открыть ему путь к проповеди. Но каков этот путь, он не знал.

      От напряженных размышлений, казалось, его разум утомился, его сознание словно достигло предела, докатилось до некой точки исступления. Поначалу в затылке, а потом по всей голове растянулась щемящая боль, он устал от размышлений, но сдаваться не собирался. Иов отложил Библию и встал, хотел надеть на голову клобук, но передумал и так, с непокрытой головой, вышел из церкви. Он хотел думать там, прикоснуться к тому месту, где был Иисус.

      Тяжелые мысли не покидали его и по дороге. Когда он вошел в Гефсиманский сад, из головы не выходили слова: делающий грех становится рабом греха.

      «Если, – думал Иов, – грех – это ошибка, то как можно стать рабом ошибки. Возможно, свыкаясь, не учась на ней. Нет, что-то не складывается. Перед совершением греха, – размышлял он, – всегда идет желание, а уже за порогом желания скрывается грех. Из этого следует: чтобы не грешить, нужно сдерживать свои страсти и прихоти. А если человек усмиряет себя, не это ли есть рабство, ущемление желания и не грех ли дает полную волю?»

      Иов сел на землю, отклонился и, опершись на локоть, откинул голову, посмотрел сквозь листву на темнеющее небо и, чтобы небесная красота не мешала ему мыслить, закрыл глаза.

      «Коль все от Бога, – рассуждал он, – то грех человеческий предначертан. И что важнее для Бога: свобода человека или его кара? Человек своей судьбой обречен грешить? Отчего люди так устроены? Неужели трудно не красть, не лгать, не убивать. Но ведь бывает и так: когда один грешит, то другому польза; а иногда, вот как с Марией сталось, взяв на душу тяжелый смертный грех, найдет человек свой истинный путь и пустит Бога в свое сердце. Не убила бы она, может, и не уверовала бы. Для многих путь к своей вере тяжкий. Так в чем же свобода? В выборе греха? Скольким грех указал путь к Богу? А я? Всем своим сердцем верую и знаю, что не отпустил грехи ее и тем взял на себя свой грех. Мог ли я вопреки своему желанию себе же и противоречить? Хотя желание мое было справедливым. Прощение и справедливость по разные стороны стоят. Простил бы, подумав о ней, о ее душе, ведь нуждалась она в прощении. А коли я желал одного, а поступил иначе, то в чем тогда моя свобода? И что же есть грех? И есть ли грех вообще на свете? Нет. Не верю».