Саня проснулась окончательно. На улице все спало. Ни одно окно в доме напротив не светилось в голубых сумерках новогоднего утра, дворники не скребли лопатами по асфальту, машины, густо приткнувшись друг к другу, спали на парковке, и даже птицы, напуганные ночной канонадой, не стучали клювиками у кормушки за окном. Полная тишина и покой. Спал Сашка, разметавшись на две половины дивана, от Вовки не было слышно ни звука. У Сани ныла нога, теперь очень чуткая к переменам погоды, а погода ощутимо заворачивала на холода. Болела отлежанная за ночь спина, ощущались последствия ночных супружеских нежностей, которыми щедро в последнюю ночь уходящего года одарил ее Саша. Снова засыпать с этими мелкими болячками и погружаться в тягомотность предутренних снов уже не хотелось. Саня постаралась как можно незаметнее встать, накинула халат на ночную рубашку и пошла на кухню тихо заварить себе кофе в обход домашних традиций.
Она всегда любила первое января за неспешность, за ленивое подъедание новогодней еды, за то, что можно без угрызений совести ничего не делать, – официальный праздник лени. Сейчас ей не хотелось свое утро делить со всеми, и она прикрыла дверь, чтоб кофейный аромат не разбудил спящих. Сане важно было именно сейчас побыть одной. Она до сих пор, как в детстве, предпочитала верить в то, что первые двенадцать дней января перед таинственным старым Новым годом обладают неким сакральным смыслом и определяют настроение месяцев грядущего года, поэтому ей совершенно не нравилось начавшееся утро и хотелось если уж не исправления, то хотя бы какого-то рационализма. Саня заварила себе кофе по-быстрому, прямо в чашечке, достала из холодильника кусок «наполеона» и попыталась осмыслить то, что ей снилось.
А снилось ей, что она снова беременна и снова выходит замуж, и от кого беременна, и за кого замуж – непонятно. И то и другое было страшно неправильно и не нужно никому, а в первую очередь – ей. Свадьба проходила в родительской квартире, и квартира была огромная, грязная, пустая, с многолетними напластованиями пыли по углам, со вздыбившимся волнами паркетом, так, что на нем можно было кататься, как с горок, и странной геометрией комнат и углов в этих комнатах. Было в этих неожиданных углах что-то очень неприятное, на грани угрозы. Собирались гости, очень не вовремя, потому что Сане предстояло помыть квартиру, выпрямить углы и приготовить праздничное угощение, и никто, кроме Сани, этого не мог сделать, и никто не помогал ей. Была мама, и мама была крайне недовольна Саниной свадьбой. Был еще кто-то полузнакомый и ненужный. Саня во сне с трезвой досадой думала про свое пышное белое платье с фатой – зачем нужна эта дорогостоящая показушность беременной невесте, почему она не купила какое-нибудь действительно нарядное платье на разные случаи жизни? Но самые тоскливые мысли вызывала в ней беременность. Она не хотела второго ребенка, поскольку где-то на периферии