Слышите, там? Кто-нибудь, где-нибудь? Я согласна потерпеть страшное, лишь бы хорошего было больше. Если уж мне посылают все эти сны, мне надо понять – для чего. Поэтому я и пишу о них, так легче понимать. Про страшные тоже пишу. И откладывать на другой раз не буду, а то получится, как с собакой, которой отрезáли хвост по частям.
Чаю схожу, налью. И посмотрю на снегопад с крыльца.
Ну да, затеяла писанину. Если не можешь заснуть, что еще делать, как не писать про сны?
Недорогой дневник, а чай в заварнике на кухне на редкость вкусный. Надо будет завтра выяснить, как называется. Я тоже такой купить хочу, для дома. С чаем и веселее стало. Так что продолжу.
Плохие сны о папе догнали меня после маминой смерти. Быстро у них получилось тогда – у папы с мамой. Папа от рака, а мама просто не стала жить после него. Инфаркт, инфаркт, инсульт, словно бежала следом. Года не прошло. Нелька с Жекой забрали ее к себе сразу после первого инфаркта. Нелька как очнулась после папиной смерти, быстро все разрулила. Уговорила тетю Люду, перевезла ее в родительский дом. Меня вписали в тетьлюдину однушку. Ну да, в этом опустевшем доме я бы с ума сходила, а тетка всегда мечтала цветником с огородом заняться. И у меня универ почти рядом получился. С «Приморской» -то, это вам не из Шушар мотаться! Я и приехала в Шушары только на похороны. Опять как раз перед сессией. Потом экзамены, потом Белое море, а потом началось.
Не каждую ночь, слава Богу, но довольно часто мне снилось, что мы идем с папой за грибами. Идем-идем всяко разными лесами. Непременно заходим в болото. В болоте страшновато, дорожка теряется в бочагах. А папа идет сзади. И в какой-то момент я точно понимаю, что идет он с ножом в руках, чтобы меня убить. Дальше бывало по-всякому. В некоторых снах я долго убегала по лесу. А иногда сразу просыпалась.
Это были не самые страшные сны. «Декамерона» не требовалось. Может, потому что папа в них не являлся больше тоскливым мертвецом? Не знаю. Приятными их тоже не назовешь. Но самых страшных было всего три.
В первом мне снилось, что я уже живу в однушке, только мебель в ней стоит, как в моей комнате в старом доме. Я лежу на кровати, поднимаю голову и вижу, что за спинкой кровати прячется папа. И руку он прячет за спину – руку с ножом. «Я тут просто так сижу, – говорит мне папа, – просто в окошко смотрю». Но я точно знаю: в мое окошко ему смотреть незачем. В их с мамой комнате такое же окошко, и выходит оно на ту же клумбу перед домом. А папа на самом деле хочет дотянуться до меня. Он и вправду начинает тянуться, одновременно растягиваясь, как шланг, и поднимаясь над спинкой, и я в ужасе просыпаюсь. Сажусь на кровати,