Вот и все. Теперь односельчанам рот не заткнуть. Все будут только и судачить о Свете и цыганах. К сказанному сегодня приплетут, кто что придумает, и выйдет так, что Света указала дом Матвея Матушкина, да еще и дрова сама подкладывала. Эх, да плевать бы на все эти пересуды, кабы не мама. Вот ее по-настоящему жалко.
Тут, будто подслушав мысли девушки, стукнула входная дверь. Полина Яковлевна, растрепанная, с вымазанным сажей лицом вошла в комнату. Ее глаза остановились на дочери. Та медленно поднялась с лавки. Мать отвела глаза и долго шарила ими по комнате. Взгляд ее зацепился за веник. Она спокойно подошла к нему, взяла в руки, глянула на дочь, и вдруг бросилась на нее, замахиваясь веником. Света знала, что будет наказана матерью поркой, и решила, что стойко примет наказание, но чувство самосохранения взяло верх над всеми остальными. Девушка бросилась от матери, прикрывая голову руками, та не отступала от нее, обрушивая удары.
– Вот тебе! Вот тебе! – приговаривала мать, охаживая, дочь веником.
Девушка металась по комнате, и вдруг услышала за собой скрип пружин кровати – будто на нее кинули что-то тяжелое – и сдавленные рыдания матери. Света обернулась и увидела мать, плачущую на кровати. Плечи содрогались в рыданиях, она что-то причитала, но слов дочь разобрать не могла. Девушке безумно жаль стало Полину Яковлевну, которая жизнь положила ради нее, и она заревела, опускаясь на колени.
– Мамочка, мамочка, любимая, – шептала она сквозь слезы, но дотронуться до матери не решалась.
– Дрянь, какая же ты дрянь, – наконец разобрала девушка, – всю жизнь тебе отдала, а ты вот как отблагодарила.
Света заревела еще сильней, услышав эти обжигающие душу слова, посидела немного у кровати и вскочила из дома, только дверь за ней стукнула.
Она неслась, не разбирая дороги к реке. Нет, топиться она не собиралась. Просто выплакаться вволю. От реки поднимался сизый туман. Он лучше всех спрячет ее от злых глаз сельчан. И ведь самое обидное, что мать ни за что не поверит, что с Яшей они лишь целовались. Полина Яковлевна даже не спросила, правду, нет ли сказал Матвей. Сразу за веник взялась. Свете было жаль мать, а себя жальче всех. Она плакала, сидя под ветками ивы, и никак не могла успокоиться. Как теперь смотреть в глаза маме, если та ее гулящей считает? Да обидно больше всего то, что Света ни в чем не виновата. Не спала она с Яшей, была чиста как и прежде, да только этому никто теперь не поверит.
***
Село лихорадило. Говорили о пожаре, о цыганах, о Свете. Смотрели косо в ее сторону, но не успел опуститься вечер на землю, как вспыхнул новый пожар. На этот раз горел еще недостроенный дом участкового. Ни о какой проводке или газе разговоров не было.
Всем было ясно, как Божий день, что это дел рук цыган. И ведь цыгане не стали поджигать ту сараюшку, в которой сейчас жил милиционер с молодой женой. Нет, сгорел сруб, на который оставалось лишь крышу поставить