Света смотрела на мать, на сумку, которую женщина держала в руке, и слезы подступали к глазам. Она бросилась ей на шею, понимая, что мама любит настолько, что в целом мире нет ничего важней счастья дочери, и именно поэтому она отпускает свою кровиночку с цыганом. А ведь, наверняка, это решение далось не просто, и она переступает через все свои принципы и желания. По сути, мать содрала с себя кожу, а такое даром не проходит. Наверное, поэтому она выглядит такой подавленной и уставшей.
– Мамочка, прости меня, – шептала горячо Света, – люблю тебя, спасибо.
– Ступай, переоденься, – произнесла женщина, отстраняя от себя дочь.
Девушка посмотрела на нее. Глаза у Полины Яковлевны были сухими, но будто на нее навалилась вселенская усталость. Света только теперь заметила морщины, пролегающие через открытый лоб мамы. Взгляд был потухшим, и уголки губ опустились, а душа, наверное, стоном стонала. И глядя на мать. Света чувствовала, какая тоска ее охватывает. Ей вдруг стало страшно.
– Если ты не хочешь, я не пойду, – прошептала девушка, а губы плохо слушались.
Мать устало улыбнулась и провела рукой по голове дочери. Она-то понимала, что Света сказала эти слова, не потому что была готова остаться рядом, а потому что знала: мама хотела услышать эти слова.
Услышала и не поверила.
– Иди, – сказала она глухо, и собственный голос ей показался хриплым.
Девушка зашла в избу, а мать осталась стоять на пороге с сумкой в руках. Она смотрела на разлитую по полу лужу, на брошенную тряпку, и такая тоска была на душе, что впору завыть волком! Чтобы полы стали чистыми, их нужно просто помыть, а что делать с совестью и честью человека? Как сделать так, чтобы они вновь стали чистыми? Было – не было у Светы с цыганом что, только рты теперь не заткнуть. И даже если она потом удачно выйдет замуж, про нее все равно будут говорить, что путалась с цыганом. А уж если ребенок родится, то в чертах лица будут искать цыганские корни. Что и говорить – деревня, она деревня и есть…
Дочка тронула мать за плечо. Та повернулась и отдала сумку. Девушка взяла ее и направилась к выходу, потом обернулась и посмотрела на мать, та тоже молча глядела на дочь. Света вздохнула.
– Спасибо за Яшу, – сказала она и вышла, оставив мать так и стоять на пороге.
Женщина еще долго смотрела вслед удаляющейся в сторону Павленок дочери.
***
А девушка шла через село, изредка здороваясь с односельчанами. Кто-то отвечал, кто-то отводил глаза в сторону, тем самым выказывая презрение. Свете было плевать на это, лишь бы опередить обозленных участкового и Матушкина.
По дороге она дошла до опушки леса, оглянулась на лежащее внизу село, и, не увидев никого, прибавила шаг. Она бегом бы побежала, да сумка была тяжелой. Цыгане, увидев ее у себя в таборе, замолкали и провожали взглядом. Света же по сторонам не смотрела. Она сразу прошла к кибитке бабушки Яши, старой цыганки с яркими живыми глазами.