Теперь мы шастали рука об руку по темным подвалам в поисках укромного места. Никто не должен был видеть наших эмоций и содроганий. (Eugene is the tip of the God’s tongue, curving into the soul of the devil). «Наши души были созданы друг для друга, никому неподвластно уничтожить нашу любовь» – эту простую истину мы запечатлели фотографическим снимком в наших сердцах; эту фотографию я и сейчас храню в левом кармане как священную реликвию двух полых людей.
Они долго сидели у склона горы и о чем-то шептались. Она опять принялась за свое и стала плакаться в его (мою!) шею. Обнимала его, лезла целоваться и наконец вскрикнула: «Почему?». В этом загадочном вопросе скрывалось такое же неистовое желание быть любимой, как я замирал от каждого даже нечаянно брошенного на меня взгляда моего ангела. Но он ее так и не заметил («А что если бы она добилась взаимности? Все бы тогда обошлось?»). Все время пробытое в лагере ее глаза не спускались с наших прогулок, она нервно сдерживала слезы, но ранимая детская печаль брала свое и «Женя!», плачь, «Женя!», плачь, так до конца не покинула ее первую стеклянную любовь.
Иногда я думал, что она меня ненавидит, что сейчас же возьмет свой пластилиновый нож и набросится теперь уже на мои вены, зависть и несправедливость кипели в ней, как порция ежедневной муки до скончания лагерных теплых деньков. Весь поток разошелся по парочками, всех кружило и засасывало в водоворот нежных чувств. Она все продолжала рыдать и терзать себя жалкой надеждой о том, что все будет хорошо. Многие даже стали над ней посмеиваться: «Меняла как носки, а теперь на босу ногу ходишь». «Забууууууудь обо мнееееее» – затягивал Женя и хрустел шоколадным спунжем. И все это в то время, когда я с ним засыпал в одной кровати (соединив две в одну) и играл до зори в Астрономию (подсчет до сотой звезды с падением каждой второй в мишень. Десятка в мишени – глаз «возлюбленной» Жени»). Иногда мы входили в транс, садились визави и смотрели по несколько часов, и ни о чем не думали кроме разве что одной мысли: «Насколько же мы невозможны друг без друга».
Она покинула лагерь на пару дней раньше нас. В ее нерасторопных шажках была видна отчетливая боль. Она не хотела покидать Женю и всех вокруг. Хотя многим до нее и дела не было, у всех были свои планы и своя жизнь. Все нашли то, что так долго искали в этом злачном месте и не хотели ничего менять (в особенности носки!). Ее блеклый силуэт медленно растаял в холодной воде,