Не знаю как так вышло, но Женечка мне понравился сразу, да и не могло быть по-другому, читатель, ты только представь его, разрисуй самыми яркими красками и заполни пустое пространство своего сердца его трогательным голосом: «Ру» – мгновенно он, «Чкааааааааа» – протягивал следующий слог, и так всегда, речь его пела, душа облетала вокруг него еще при жизни (написал словно похоронил. Нет! Он вечно жив!).
В лагере тусовалась одна чика, которая цены себе не знала в свои 14, парней как носки меняла, вся из себя в общем. Красивая, ничего не могу сказать: черные кудряшки, проколотый пупок, iFuck N, разный шмот и безделушки. Затем, как всех мальчиков «перепробовала» остались только я и Женька (мы в одной комнате, кстати, жили). Как-то раз она вбегает в нашу обитель любителей поэзии и прочих шлюх, и буквально впрямую кидает: «Ну, что пацаны, я здесь уже со всеми „сосалась“, че, как у вас с этим? Научить?». Женя сразу заинтересовался Ксюшей (так ее звали) и предложил поиграть в карты на раздевания («Поцелуи и прочие ласки интересуют его куда меньше, чем физиология» – подумал я). Она согласилась не мешкая. Я воздержался. Женя либо везунчик, либо шулер, но выигрывал он постоянно, даже было немного жаль, что она раздевается и раздевается, а он так и не показал свою хрупкую нежную руку в телесной оправе. Играли они довольно долго, больше взглядами, чем картами, смеялись и дрались подушками, он говорил ей: «Ксюша гнилая груша», а она в ответ: «Женя кусок ячменя». В конце концов груше пришлось показывать грудь, но ячмень жеманно покосился в сторону и сказал: «Не надо, не стоит». Хотя она уже хотела.
Проходили счастливые летние деньки, я и Женя мирно коротали их на задворках лагеря около пастбища, там пробегали Альпийские коровки и мы пили