– Но вот напасть: коник с чего-то решил, что сделалось нехорошее… ну, будто напали на нас, и прогремел, и хвост поставил… сейчас в наступление. Жук принялся его урезонивать, да поди, с двумя справься… они у нас не маленькие, Бранка видали? Ну, и шарандарахнулся мой любезный друг, и протащил его верный жеребяка в шенкелях по полю – что товару передавил, ихних наседок спугнул! Аж до идолов дотащил, ей-Орсе. Правда, если бы я увидела идолов, то ума бы вконец решилась – так говорят. А всё же интересно.
Тата глубоко вздохнула и уже скучным голосом закончила:
– Ну, и провалялся мой муж без малого полгода. Менялы-то помогли мне взгромоздить его на Бранкова отца, который прочухал, наконец, что войны нету, да и хозяин слабым голосом ему команды подавал. За убыток ничего не взяли и всучили полную плетёнку взамен разбитых… тоже утешеньице, что свет не без добрых всяких. С той поры Машу спроворили циркачам – те люди хорошие и не оставят её, когда она уже и кланяться, да хвост трубой ставить не сможет. Славные люди и автомобиль у них славный, весь в позолоте.
И Тата продолжила рассказ уже про циркачей, но Карл во всё время беспечального её повествования молчавший и спокойно отдававший должное пирогам, прервал её:
– У меня от сухомятины язык колом встал, Тата. Нету ли у тебя щец или чего такого?
Тата с неохотой оборвала рассказ, заметив:
– Да ведь суточные.
– И то хорошо. – Сухо отвечал Карл.
Тата возобновила рассказ, поднялась и выставила миску со щами.
– Дни постные. – Извинилась она. – Так что я сказать вознамерилась? А… Сестрица она вам, товарищ инспектор?
– Нет. – Ответил Всеволод. – И я вовсе не инспектор, Тата.
Тата кивнула, подавая ложки, скорее, похожие на холодное оружие – их стёблышки были заострены и даже перехвачены маленькой гардой у ложа.
После еды, вежливо отвергнув предложение отдохнуть (вполне искреннее, хотя Всеволоду и показалось, что отказ был принят Карлом не без хорошо замаскированного вздоха облегчения), хозяин проводил их до машины, на редкость точно и ясно растолковав, как им добраться до заводов.
– Удачи, – добавил он, бровями заставляя съехать шляпу на лоб, – вам и сестрице вашей.
Он глубоко заглянул в глаза Всеволоду, прежде чем его собственные погрузились в тень его неизменной подружки.
Трое рыбаков, как один слитый силуэт, показались в конце улицы. Взгляд из-под шляпы поторопил Всеволода.
Объезжая село, они увидели чёрную кузню и красные огни внутри на длинных полосах металла.
Дело шло к Шестнадцатому Дню. Ну, вы знаете, как оно бывает. Бриджентис, почти не покидавшая потускневшего от скрытого волнения неба, на самые краткие часы уходила в лес или в холмы – как приходилось – и выныривала, увеличившаяся и сытая, как кошка, чтобы снова и снова, свернувшись клубком, плыть над машиной.