верке считают, выводят из барака или со двора – то же самое. По-
ведут ли к воротам хоззоны, у дверей столовой – опять пересчёт.
А когда выталкивают из неё полуголодных штрафников, так снова
вертухаи упражняются на живых людях в математике. А когда идём
за зону и нас принимает конвой, так тут по десять раз устраивает-
ся считалка.
До леса девять километров через сугробы. Утром протопчем до-
рогу, вечером снова стоят на пути снежные увалы. Норма на одно-
го человека – шесть кубов. Да ещё обрубить сучья, порезать ство-
лы поперечной пилой на двухметровые брёвна: комель, другач и
треть як. Если попадётся матёрая осина, так дух выскакивает, пока с
ней справишься. Складывать брёвна в штабель не легче: почти все
они до метра толщиной, а носить далеко. Пока доволочёшь, напа-
даешься в снег от души и не раз проклянёшь всё на свете. Только
и отдыха – жечь сучья. Потом же у костра и одежда оттает.
Через десять часов построят побригадно, посчитают и ведут
обратно колонной по пять человек в шеренге. У каждого из нас в
руках полено – несём в зону отапливать барак и столовую. Если у
начальника конвоя хорошее настроение, так разрешит идти по про-
топтанной утром дорожке, но обычно нас ведут по сугробам, чтобы
штрафная жизнь мёдом не казалась.
И хорошо, если ты выполнил норму. Тогда в столовой хоть мало-
мальски подкрепишься известными лагерными деликатесами: хле-
бом и кашей из неошелушённой овсянки. Однако если замерщик
определит, что ты не сделал свои шесть кубов, то сразу ведут в ба-
рак, а то и в холодный изолятор.
Я был покрепче многих, но и то всё чаще, как ни упирался, на-
пилить норму не удавалось. Тогда и мне выпадал сон на голодный
желудок. Понятно, с каким настроением в таком случае ложишься
в обледенелой одежде на голые нары. Обсушиться у печи невоз-
можно, так как её уже облепили уголовники. Правда, из-за нечело-
веческой усталости всё равно засыпаешь. Вернее, как в обморок
проваливаешься. Где-то к полночи одежда оттаивает, а утром, полу-
сырая, с первых минут на сорокаградусном морозе снова лубенеет.
Через пару недель в таких условиях человек становится доходя-
гой: и тогда эти смертельно изнурённые люди в отчаянии рубят себе
пальцы. Только сделают такому перевязку и снова выгоняют в лес.
Смертность в лагере была до шестнадцати зеков в день.
Я кое-как держался, пока однажды не разбил ногу бревном. К утру
ступня опухла так, что я не мог надеть ботинок, – и пришлось вместо
него натянуть рукав старой телогрейки.
С трудом дошёл до столовой, чтобы показаться фельдшеру. Но его
столько больных окружило, что не подступиться. Все жаловались и
просили освобождение от работы. Фельдшер еле вырвался от нас и
убежал.