– Никого не знаю.
– Сам ты сесть никак не мог!
– А вот сел же!
– Мы зря теряем время… – вздохнул помполит. – У заключённых
в понятиях закон не выдавать тех, кто им помогает.
Капитан отмахнулся.
– Алексей Павлович, хорошо подумайте над моим вопросом. Нам,
комсоставу, нужен на него честный ответ. Мы ходим в загранплава-
ния, и каждый из команды должен быть для нас предельно прозра-
чен. Уверяю, что не стану наказывать вашего сообщника, а только
спишу его на другое судно.
– Я десятый раз говорю вам, что всё сделал сам! – с досадой
вскрикнул я. – С катера перепрыгнул на баржу. С баржи по верёвоч-
ному трапу залез на пароход.
– Если вы сейчас чистосердечно признаетесь, то в первом же пор-
ту, обещаю, отпущу на все четыре стороны… – тихо проговорил
капитан. – В противном случае вам будет очень плохо. Вы в наших
руках. Что захотим, то с вами и сделаем. Запру в канатном ящике и
буду выдавать в сутки двести граммов хлеба и стакан воды.
– В таком случае я сейчас укажу на любого из вас! – набычился
я. – И пусть он попробует потом доказать, что не содействовал мне!
После таких слов все, кроме капитана, отскочили от меня.
– Что ты за человек, Данильченко?.. – вздохнул он. – Ты сорвал нам
навигацию. Из-за тебя придётся идти обратно!
– Если бы все пароходы возвращались из-за беглецов, то связь
с материком уже давно прервалась! – усмехнулся я.
– Так много вашего брата развелось?
– Больше, чем вы думаете! – заверил я, однако насторожился: не-
ужели они действительно вздумают повернуть? Для меня это было
бы самое худшее. Возможно, конец.
– Товарищ капитан! – сказал помполит. – Разрешите я заберу Да-
нильченко к себе? Я его разговорю. У меня такой опыт есть.
Капитан посмотрел на него, потом на меня.
– Только под вашу личную ответственность.
Мы вышли из каюты. Возле двери стоял кок в белой куртке. Я на-
брался нахальства и попросил, чтобы мне дали поесть.
– Там у тебя что осталось? – спросил помполит у кока.
– Горячего ничего нет. Всё потрескали! – с явным удовольствием
за аппетит команды улыбнулся кок.
– Ладно, принеси мне чего-нибудь в каюту. Сообразишь!
И кок сообразил головку сыра, сёмгу, нарезанную прозрачными
алыми лепестками, кусок ароматного сливочного масла и буханку
белого, ещё тёплого хлеба.
– Попить бы! – вырвалось у меня.
Кок принёс графин с водой. И я начал с того, что осушил его.
Между тем помполит приступил расспрашивать, есть ли у меня
жена, дети, кем работал раньше, за что попал в лагерь. Вопросы
были самые человеческие. Я охотно отвечал. Наконец он поглядел
на часы.
– Время позднее. Ты, Алексей Павлович, ложись вот на эту кушет-
ку. Если хочешь почитать, вон на столе газеты и журналы. А я пой-
ду