Но ведь кто я такой, чтобы хотя бы на секунду не спародировать распятие, спасая тех, кому это и не нужно, ценой, может, своей жизни?! Подумав об этом, я ринулся к черту; он отшатнулся, а виллы остались в Семёне – ну или том, что можно было бы назвать его душой, будь я готовым к такой лжи. Недолго думая, или не думая вообще, я выдернул оружие, отошел на пару шагов от демона, – понятия не имею, о ком из них, черте или человеке, я сейчас подумал с характеристикой «Демон», – и, встав в боевую позу, как я давно мечтал, нацелив виллы на их хозяина, молча остался стоять.
Было весьма пафосно, но на стихи все еще не тянуло.
Между тем, почти без удивления отметил, что мое физическое тело осталось за столом.
Черт поглядел на меня взглядом, вмещавшим буквально вселенскую злость, приправив это поистине уместной от ее неуместности улыбочкой, совсем неожиданно доброй для багрового
демонического лица.
– Ты зачем это сделал, придурок? – спросил он столь же не подходящим к нему голосом, одновременно сотрясающим бытие и вместе с тем каким-то детским. Причем, в голосе сквозила несказанная обида – я уже, в принципе, воображал в его глазках слезки, которые способны прожечь пол, если они скатятся с лица. Давай, плачь, тварь, я хочу, чтобы местная падаль пообсуждала хотя бы что-то новое – эти неожиданные сквозные отверстия в полу от твоих слез, например.
– Хватит мне нервы трепать. Мне надоело слушать их поганый трёп, – отвечал я, пробуя вилы на ощупь со всех их сторон и граней.
Если я воткну их в черта, он начнет читать «Отче наш»?
– Ты че, хочешь, чтобы они вообще молчали? – выдал он удивившую меня своей адекватностью и осмысленностью реплику, – Ты же первый подохнешь от скуки, наркоман.
Последнее слово меня вовсе не удивило – то, что я по жизни вкалываю шприц социальных связей, для меня ничем новым не было. Хочется регулярно это дело бросить, но не могу, не могу и всё тут!
Да и не хочу. К тому же, еще со школы в новоязе, в диалекте нашего поколения, слово «наркоман» было синонимом слову «придурок», и всему вроде этого, столь безобидному и весьма даже панибратскому.
– Ты что ж, обо мне заботишься? Какое до меня дело твоим хозяевам там, в аду? Кстати, как они поживают? – наслаждаясь возможностью конструировать пафос голливудского образца, говорил я, пародируя их, героев голливудов, героическую, но полную сатиры ядовитость, которую они способны, сопроводив, естественно, средним пальцем посреди кадра, высказывать даже воплощениям сил мрака.
Черт аж вскрикнул, совмещая звук смешка и какого-то боевого клича. Интересно, черт может сказать «черт возьми»?…
– Нет