…Не переставая льет дождь, переходящий в мокрый, липкий снег. Сырой, холодный ветер. А надо быть с обнаженной головой. Батюшка отпевал деда Рыгора по полному чину, и похороны растянулись на добрых два часа. Чувствую, как простуда насквозь пронзила меня. Спина взмокла так, что майка неприятно липнет к телу. Такое же мокрое – от дождя и снега – лицо; и руки, мокрые, коченеющие, я ими попеременно вытираю лицо. Оно тоже неприятно чешется, зудит. Не плачу. И почти никто не плачет. Разве что мои тетки, дочери деда Рыгора. Когда стали прощаться и заколачивать крышку гроба, они и вовсе запричитали, заголосили. Наконец поставили крест, закидали землей. Подровняли могильный холмик. Помню, я долго, неотрывно, даже забыл о простуде, смотрел на крест. «Из дуба» – то и дело говорили мужики. Мне он казался живым. Огромный, крепкий, каким был дед Рыгор. А еще запомнились слова отца, сказанные дядьке Петру, моему крестному, когда шли обратно в деревню, поминать. Если бы не те слова, вряд ли бы я так отчетливо запомнил похороны «балаховца» деда Рыгора. «Эх, и не любыв нэбога гэтый дэнь»…*
А день был – 7 ноября 1964 года.
– «Эх, и не любил покойный этот день»…
1998
Однофамилец
В первопрестольной заблистал драматург, режиссер и актер Евгений Гришковец. Сам он из Калининграда, а родился и вырос в Кемерове и, разумеется, к пинским Гришковцам никакого отношения не имеет. Понятное дело, и в Калининграде, и в Кемерове могут быть мои пинские однофамильцы. Я доподлинно знаю, что есть они и в Польше и даже… в далекой Бразилии. Утверждаю последнее, ибо заокеанские Гришковцы – мои дальние родственники. Но тут совсем иное, и речь именно об этом. Так что вернемся к московско-калининградско-кемеровскому Гришковцу. Кстати, я обсолютно ничего против него не имею, более того, мне даже мило, что у меня такой однофамилец. Помню, в 1977 году чемпионом Советского Союза по боксу в среднем весе стал мой тезка из далекого Фрунзе Валерий Гришковец. Я искренне радовался за него и долго еще «болел». Правда, больше ничего существенного он не показал. Но вот же до сих пор не забылся мною, хотя мы с ним так и не увиделись. Да он вряд ли что-нибудь обо мне и слыхивал…
Первым, а точнее – первой, кто мне сказал о существовании моего московского «родственника», была моя столичная приятельница. Она ехала в троллейбусе, а сосед читал газету, и в ней шла большая статья о постановке пьесы Евгения Гришковца, к слову, им же поставленной и сыгранной. Так вот в статье в подзаголовке крупным шрифтом было набрано имя моего славного однофамильца. Я тогда еще пошутил, мол, это никто иной, как имярек.
Да, прежде, чем перейти к главному, из-за чего вообще все это пишется, необходимо сказать, что Евгений Гришковец весьма