– Со снега встань, – говорю, и голос напоминает скрип несмазанных колес телеги. Этой самой старой телегой сейчас себя и чувствую.
– А?
– Встань со снега, обморозишься!
Мальчишка вскакивает на ноги, будто его пнули под зад. Теперь замечаю, что он бос. В мороз.
Тоже встаю и приближаюсь к телу. Наклоняюсь. Стягиваю ботинки. Ему они больше не понадобятся.
– Как тебя зовут? – спрашиваю. Не то что мне интересно, но надо же к нему как-то обращаться.
– М-мышь.
Мышь? Нет, так везет только святым или прокаженным. И, вряд ли, я отношусь к первым.
Вскидываю брови, делая вид, что слышу эту кличку впервые. Теперь понимаю, откуда мне знакомо это лицо.
– Мышь?
– Мышь! – пацан произносит так, будто назвался Королем зверей.
– Почему Мышь? – повторяю вопрос, ранее заданный Питу. Наверное, со стороны наш разговор напоминает беседу двух сумасшедших. К сожалению, это недалеко от правды.
Мальчишка приподнимает сбоку край тонкой вязаной шапки, демонстрируя неровно отросшие волосы.
– Смотри, серые. Как у мыши.
На мой необразованный взгляд, такой цвет волос называется пепельно-русым, но серый, так серый.
– Ну а имя-то твое как?
– Меня зовут Мышь, – повторяет с нажимом, явно не желая говорить правду.
– Ладно, буду звать тебя Мышонком, – сдаюсь без борьбы. В самом деле, какая мне разница, это я не люблю клички, а ему, похоже, нравится. – Где обувь потерял?
– Не знаю, – Мышонок шмыгает носом и вытирает сопли прямо рукавом. – Пока убегал, – он, наконец, делает решительный шаг к мертвому и вытаскивает из его сжатого кулака цепочку. – Она мамина, – поясняет, – все, что осталось от мамы. А он… – быстрый взгляд на убитого обидчика, – украл.
– Ясно. Иди сюда, – протягиваю ему полученные мародерством ботинки.
Мышонок шарахается и находит отговорку своему страху:
– Они большие!
Чувствую, что если пробуду еще некоторое время в непосредственной близости от убитого мной человека, то непременно сяду в снег и разревусь. Поэтому добавляю металла в голос:
– Плевать. Подвяжешь! – слова не расходятся с делом, приседаю, стягиваю куртку с мертвого тела, еще теплого и податливого под моими непослушными пальцами. Затем поднимаю нож, обтираю о снег и отрезаю от нижней рубахи тонкие длинные полосы. – Держи, – протягиваю Мышонку лоскуты. – И куртку надевай.
Пацан слушается. Дрожит, но послушно сует ноги в огромные для него ботинки. Просовывает под подошву ткань и несколько раз обвивает подъем и завязывает узел на лодыжке.