– В буфете водку дают!.. Потом танцы! Ура!
– Да здравствует КПСС! Ура!
– Славный труд, славный отдых!
– Пятилетку в три года!.. Свободу горянкам!
В уже сгущающихся сумерках Баппа спешно покидала Дом культуры, как на парадной лестнице словно из-под земли перед ней вырос Кныш.
– Мастаева, вы разве не останетесь на танцы?
– Мне до зари вставать.
– Ну-у, какой труд без отдыха! – Кныш приблизился, и Баппа учуяла резкий запах спиртного.
– Мне сына надо подготовить к училищу, – решительно отказалась она.
– О! Вот это архиважно, архиответственно, – постановил Кныш. – Рабочий – это свято! Рабочих надо растить! А училище – кузница пролетариата. Моему подшефному – привет. Я им займусь.
То ли на счастье, то ли на несчастье, а эта шефская работа в первый год обучения заключалась лишь в том, что Кныш в их училище прочитал три лекции, во время которых Мастаев садился на последние ряды и дремал. Однако это не означало, что Ваха и к основным занятиям относился так же. Он был круглым отличником и помимо крановщика, осваивал и другие рабочие профессии: водителя, электрика и сварщика.
За год учёбы в ПТУ Ваха значительно повзрослел, действительно, в отличие от средней школы, многое в труде познал и хотел этим порадовать деда. Но как он поедет в Казахстан, если из-за экзаменов и производственной практики у него теперь каникулы не три месяца, а всего один, и половина уйдёт на дорогу. А почему одинокий дед, который ныне на пенсии, не может приехать к нему на Кавказ? Ведь не зря он краем уха слушал лекции Кныша. Поэтому он взял да и написал письмо, и не куда-нибудь, а лично Генеральному секретарю ЦК КПСС: «… Вся власть в нашей стране принадлежит рабочим. Мой дед, Мастаев Нажа, – бывший рабочий, ныне пенсионер. Я горд, что тоже буду рабочим, и поэтому на „отлично“ учусь в ПТУ. Почему мой дед не может приехать ко мне, чтобы поделиться пролетарским опытом?».
– Сынок, ты что, с ума сошёл? – плакала Баппа, даже не зная содержания письма. – Твой отец из-за такой же бумажки пропал.
– Нана, не волнуйся, я пишу правду. К тому же, я рабочий, которому, как говорит мой агитатор, нечего терять кроме своих цепей… Я верю в справедливость, тем более в нашей стране.
– Какой ты наивный! Как ты будешь жить? – пуще прежнего тревожится мать.
А письмо ушло, и Ваха о нём забыл. Во время каникул он стал подрабатывать на стройке, а по вечерам – любимый футбол – что ещё надо молодому парню? Зато мать со страхом ждала, днём и ночью ждала, и когда в дверь постучали, она чуть было с табуретки не упала – в дверях участковый, за его спиной комендант, да совсем не злая, а, наоборот, приветливая. И тут же появился агитатор-пропагандист. Вошёл. Аккуратно прикрыл дверь, с осторожностью достал из папки лист – это почерк Вахи, а на нём столько же резолюций, написанных разноцветными чернилами, сколько