– Я никого не знаю.
– Зато тебя знают. Не забудь представиться.
…Таких выборов Мастаев не мог даже представить. Это был не праздник, а праздничный труд, что-то сродни чеченским белхи30, когда с самого утра народ потянулся к урнам. И никакого пренебрежения, показухи или обязательтва. Зато долг и ответственность. Все сосредоточены, заранее знают, за кого голосуют, люди стоят в очереди, зная, что этот шанс, предоставлен впервые. И в нём все настоящее, прошлое и будущее…
Под наблюдением доверенных лиц кандидатов всю ночь Мастаев подводил итоги голосования. Как было ранее предписано, ровно в 10 утра он явился в «Дом Политпросвещения», в «Общество «Знание».
– Вот это да! – крайне удивлён Кныш. – Явка 97%. Такого нигде по Союзу нет… М-да, чеченцы консолидированы, … очень консолидированы. А знаешь, это сделала депортация. Какое братство, какая сплочённость! Как нигде… Хм, тут не интернационализм, а попахивает национализмом. Это к плохому может привести.
Кныш встал, унося с собой итоговый протокол, скрылся в соседней комнате. По приглушённому разговору Мастаев понял, что он куда-то звонит, видимо, докладывает.
Вернулся он не скоро, вспотевший, взволнованный, недовольный.
– Как будто я виноват, – сунул Кныш в рот сигарету. – Ты ещё здесь? Так, Мастаев, ты добросовестно отработал, вот гонорар, – он кинул на стол пачку денег. – Бери, бери, при большевиках дал бы я тебе «Почётную грамоту» и бутылку водки, а у демократии другой Бог – деньги… А впрочем, какая разница. И лучше расстрел, чем исподволь – в расход.
По закону «О выборах в СССР» у Мастаева Вахи, как председателя избиркома была ровно неделя для составления «итогового протокола».
Ранее «итоговый протокол» бывал готов, так сказать, ещё до начала выборов. В целом безальтернативные выборы, этот документ подтверждали, и Мастаеву лишь оставалось всё это с небольшими изменениями переписать, подписью и печатью подтвердить, утвердить и отправить в вышестоящую инстанцию.
На сей раз всё было гораздо сложнее: никакой шпаргалки и указаний сверху нет, все надо перепроверить, всё просчитать и каждый бюллетень своей подписью и печатью подтвердить. Словом, работы, требующей внимания, очень много. А тут мать Ваху словно вора за рукав:
– Откуда эти деньги? Если заработал, почему прячешь? Если за выборы, то почему много? Тебя подкупили?
– Никто меня не подкупал! – оправдывался сын.
– Такие деньги мы и за год не зарабатываем.
– Ну, пора и мне зарабатывать, – слегка пыжится Ваха.
– Смотри, сынок, худо-бедно, а я тебя честно заработанным куском хлеба вскормила. Попытайся и ты мою старость тем же куском прокормить… Мне много не надо.
– Так и будем в нищете жить?!
– Лучше в нищете, чем как «эти», – она