Действительно, вернувшись в Грозный, на свой строительный комбинат, Мастаев узнал, что ему выписана приличная премия и полагается зарплата за пару месяцев. Но в кассе денег нет, да и сама стройка приостановлена, а секретарь парткома Самохвалов на Мастаева кричит:
– Это ты со своими «свободными» выборами доводишь страну до развала. Вот тебе свобода – бери! Теперь питайся «свободой»!
Для Мастаева это был нешуточный удар. Ведь он работал не столько за деньги, сколько в надежде получить квартиру в строящемся доме. Каких-то полгода и объект был бы сдан. И это не только собственное жилье, это избавление от мук, не будет видеть жильцов ненавистного дома, в том числе и Марию, и её мужа, и брата, и соседа Асада Якубова. И его мать не будет более их подъезды убирать. Всё это было очень тяжело, и вместе с тем, он как-то поймал себя на мысли, что если бы вновь был выбор, за что бы он теперь проголосовал? Твёрдо – только за то, что есть: народ должен определять свой путь, пусть иногда и с ошибками. И должна быть борьба для развития, а не «итоговый протокол», что доставит откуда-то Кныш, под который надо подстраивать всё бюллетени выборов.
Вот с такой, можно сказать, политически взвешенной позицией подошёл Ваха к своему двадцатипятилетию, как раз шёл 1990 год, в стране Советов уже не назревали, а во всю прыть шли перемены. И неизвестно, к чему могли привести политические новшества, а вот экономика пошла вспять, и Мастаев это ощутил на себе. Его строительный комбинат полностью прекратил работы: нет средств. Всем работникам предоставили «отпуск без содержания». А в это время цены на все товары резко побежали вверх, и советские люди узнали, что такое не просто инфляция, а галопирующая инфляция.
Жить на одну зарплату матери-уборщицы почти невозможно. А ведь Мастаев не только крановщик, но и слесарь-газоэлектросварщик. Идет на стихийно образовавшуюся в Грозном «биржу труда» (даже терминология стала меняться). Там время от времени попадается разовая работа и кое-как Мастаевы сводят концы с концами. Однако экономический кризис набирает оборот, появляется новое страшное слово – безработица.
Казалось бы, кризис должен был породить ностальгию по прежней жизни в СССР, однако Мастаев, уже смутно представляя муки «эпохи перемен», жаждал почему-то всего нового, демократического, свободного. И, уже имея кое-какой политический опыт, сам для себя он сделал небольшой опрос и получилось, что большнинство за обновление и перемены. Словно отвечая этому требованию масс, выходит закон «об отмене монополии государства на многие виды производства, в том числе и алкоголя; провозглашается, помимо государственной и колхозно-кооперативной, ещё и частная собственность. Это была уже полная капитуляция марксистско-ленинской теории – базис коммунизма рушился. И тогда мало кто осмеливался вслух произнести, что Советскому Союзу – конец, вместе с тем, всё