– Ну, во-первых, в поезде я слышал часть твоего разговора с проводником. А, во-вторых…
– Вы были приятели с моим отцом?
– Ну, не то, чтобы приятели…
Павел Андреич и не заметил, как усмешка совсем даже не плавно перешла в ухмылку.
– Скажем, так: товарищи. По несчастью.
Положение обязывало Жору обрадоваться – и он сделал это. Правда, не слишком убедительно: подкаблучный и многажды рогоносный папа заслуживал жалости, но никак не уважения. Однако, он был единственно близкой – не считая Ксени – душой. Посему Жора и счёл возможным выдать на лицо некое подобие радостного изумления.
– Да, что Вы говорите?!
Кажется, он и сам ощущал несовместимость лучезарной улыбки и равнодушного голоса.
– Ну, и как – он?
– Как он – мне?
Концов правильно расшифровал вопрос юноши: именно «в такой редакции» он и задавался.
– Ну, что я могу сказать…
Павел Андреич мог сказать о полковнике многое, но, увы, ничего хорошего. Поэтому следовало поберечь уши присутствующих. Да и самолюбие родственника тоже не мешало пощадить.
– Трус…
Концов едва не закончил в формате: «Трусло твой отец порядочное!», но вовремя «наступил себе на язык».
– Труса твой отец никогда не праздновал: тот ещё молодец!
Несмотря на внешнюю торжественность, текст вышел несколько двусмысленным. Особенно в части «того ещё молодца». Чуркин, прекрасно осведомлённый о «героизме» Сергей Палыча, тактично отвернулся к стене, дабы не травмировать ухмылкой сына «героя». И, только взяв под контроль неуместные позывы, он повернулся лицом к компании, и хлопнул перчаткой о ладонь.
– Довольно, господа: вопрос ясен! Прошу Вас, господин капитан, доставить юношу в штаб: Его превосходительство уже ждёт!
– Слушаюсь, господин полковник!
Уже в дороге, сочиняя подвиги, «совершённые» полковником Лбовым в период их совместного пребывания в плену у «кровожадного «батьки», Концов обнаружил в себе недюжинный литературный талант.
«Героический» полковник в его рассказах выступал, если не Ильёй Муромцем, то уж, Алёшей Поповичем – точно!
– Лишь ему одному мы и обязаны спасением – а то и жизнью!
От смеха Концов давился тактично в сторонку.
В продолжение мифологических экзерсисов капитана Жора не уставал прерывать его междометиями, вроде «Ну?», «Да ну?» «Ишь ты!». Иногда он расщедривался на более пространные замечания формата «Бросьте!», «Быть этого не может!». Увы: для иных комментариев Жора слишком хорошо знал своего отца. Но это не помешала ему достойным образом оценить деликатность Павла Андреича: на последней точке мифа он дал слезу. Не в знак признательности заслуг папаши: в знак признательности заслуг Павла Андреича, сочинителя – и очень благородного.
В кабинете командующего Жору уже заждалась торжественная, даже бурная встреча. Его превосходительство уже успел отметить реставрацию карты полулитром коньяка, и сейчас находился в рабочем состоянии.