Сергей сразу представил себе подъезд, где все произошло. Такой же вонючий, с испарениями мочи. С исчерканными ботинками ступенями, с исписанными стенами с косой чертой на уровне глаз, делящей наклонные полосы зеленной краски и побелки, какие видел со всеми подробностями в своем отчетливом кошмаре. В этом кошмаре мелом по зеленке также косо детским печатным почерком нацарапано: Шикарная+Волшебник=Сиреневая.
Но, странное дело, дорогу туда, на ту, свою, квартиру навряд ли нашел бы. Только помнил спящие улицы, когда брел обратно, мрачный переулок, в котором напоролся на бездомный автомобиль-лунатик. В ту дикую, без луны и звезд, ночь.
Этот день моряки провели вокруг лавки, что стояла у сходни на причал и служила курилкой. Сергей присоединился к ним, и к вечеру его едва не тошнило от поглощенного никотина. Ко всем прочим неудобствам, исчез Макс, сразу после утреннего рассказа. Так что, обживался в коллективе он без поддержки. Впрочем, это оказалось не сложнее, чем в ресторане. Разница заключалась в том, что окружающие и он сам находились в начале похмелья, а не в конце.
Среди них он узнал двоих из вчерашней компании, но те не проявляли признаков узнавания и желания сблизиться. Он не возражал, так как сам с сожалением вспоминал о случае накануне. С сожалением, подкрепленным сильнейшим алкогольным отравлением. Возможно, и в этом он был не одинок.
Моторист Санька, персонаж второстепенный, эпизодический, объяснил, когда обеденное время и где столовая. Он был чумазым, как любой, вылезший из машинного отделения, и, пожалуй, единственным, кто по-настоящему работал в недрах парохода.
– Энтузиаст, или провинился в чем? – задал себе риторический вопрос испорченный бесконтрольностью Сергей, спрашивать же постеснялся. – Конечно, я привыкну ко всему, но, сколько это продлится. Если такое происходит каждый день, это может… – захотелось материться, – …надоесть.
Несчастный, или наоборот, счастливый, он не мог даже представить, насколько далек от истины.
Он отстоял вахту все восемь часов, как полагалось. Расписался, то есть стер надпись на грифельной в трещинах доске, как научили. И ушел домой, ни с кем не попрощавшись, по-английски. Не домой, конечно. В гостиницу, которую уже любил. За частицу городского уюта, не домашнего бесспорно, но с атрибутами благополучной жизни: чистым бельем, телевизором и женским персоналом горничных на этажах. Но до гостиницы он не добрел.
…Как пишут в детективных романах, и это правда, он вернулся туда, где провел предыдущий вечер. Как преступник, совершивший «незаконное деяние». Чтобы