Марк отдернул руку, как от огня. Холод. Здесь. Почему?
Он снова осмотрел стену, пол под ней. Ничего. Ни капель мазута, ни следов. Только этот необъяснимый холод.
Облегчение сменилось новой волной тревоги, смешанной с раздражением. Рациональное объяснение снова ускользало. Холод в конкретной точке стены – это тоже галлюцинация? Тактильная? Бред какой-то.
Он постоял еще несколько секунд, борясь с желанием снова потрогать стену и одновременно с желанием убраться отсюда подальше. Второе победило.
Он уже собирался развернуться и уйти, чувствуя смесь облегчения и раздражения на самого себя, как вдруг его взгляд зацепился за что-то у самого плинтуса стены, там, где кирпич переходил в грязный асфальт. Что-то маленькое, темное.
Марк нахмурился и подошел ближе, присел на корточки. Это была не грязь. Это была застывшая капля чего-то черного, вязкого, с маслянистым блеском, даже в тусклом свете подворотни. Она была похожа… да, черт возьми, она была похожа на ту самую «нефть», которая покрывала вчерашние руки. Он осторожно ткнул в нее носком кроссовка. Капля была твердой, как застывшая смола, но не крошилась.
Холодок пробежал по спине Марка, на этот раз сильнее. Это уже не тактильная галлюцинация. Это вещественное доказательство.
Он выпрямился, снова осматривая стену и пол вокруг. И тут он заметил еще кое-что. За мусорным баком, почти невидимый в тени, лежал небольшой, сложенный в несколько раз листок бумаги. Бумага была старая, пожелтевшая по краям, и выглядела так, словно ее долго держали в чем-то грязном – на сгибах виднелись темные, маслянистые отпечатки пальцев.
Сердце Марка сделало кульбит. Это была она. Та самая бумажка, которую держала вторая рука. Он помнил ее совершенно отчетливо. Но где куб?
Преодолевая брезгливость и внезапно вернувшийся страх, он подошел и осторожно поднял листок. Бумага была плотной, грубоватой на ощупь. Он развернул ее. Внутри не было текста в привычном понимании. Только несколько строк, написанных выцветшими чернилами, странным, угловатым, архаичным шрифтом. Язык был вроде бы русским, но слова казались корявыми, словно переведенными дословно с чего-то древнего:
Цена: Три.
Одна – к Гибели.
Вторая – Клеймо.
Третья – Поступок.
Желание – как Сказано.
Под этими строками был грубо нарисован простой черный куб.
Марк стоял посреди грязной подворотни, держа в руках этот странный листок. Холод от стены все еще ощущался спиной. Застывшая капля черной гадости на асфальте у его ног. Бумажка с нелепыми, зловещими правилами и отпечатками нечеловечески